Евгения Грановская - Приют вечного сна

Медик, угрюмо хмуря брови, вынул изо рта трубку и положил ее на стол. Потом снял брючный ремень и повернулся к Ивану. Тот послушно подставил руки.

– За спиной, – холодно напомнил Круглов. – Свяжите ему руки за спиной!

Рогов повернулся спиной, и доктор стянул его запястья ремнем. Повар удовлетворенно кивнул.

Продолжая угрожать Ульяне пистолетом, Круглов прошел вместе с ней к дивану, потом резко толкнул ее на доктора и наставил на них пистолет, рявкнув.

– Стойте где стоите!

– Гад! – выкрикнула Ульяна, отплевываясь и вытирая рот рукавом кофты. – Сволочь! Кок паршивый!

– Тише… – Доктор Кон бережно и мягко обнял ее за плечи. – Не надо, Ульяна. Этим вы только раззадорите его.

Круглов усмехнулся и хотел что-то сказать, но вдруг замер и к чему-то прислушался.

– Да… – пробормотал он, – хорошо… – Потом повар снова взглянул на своих пленников и сказал: – Стойте здесь, а я выясню, что с вами делать дальше.

– Выяснишь? – удивился Иван. – У кого?

– Не твое дело!

– Послушай, Олег, – медленно и спокойно заговорил доктор Кон, – ты болен. У тебя идет носом кровь и онемело лицо. И еще ты видишь и слышишь то, чего нет в реальности. В белом контейнере, который мы привезли из обсерватории, находился ретровирус. Похоже, ты подхватил его.

– Хотите сказать, что я болен? – подозрительно прищурился Круглов.

– Да. У тебя галлюцинации. Убери пистолет, и я попробую тебе помочь. У меня есть нужное лекарство.

Повар потрогал левой рукой нос и губы, посмотрел на окровавленные пальцы и нахмурился. Некоторое время стоял в раздумье.

– Я все улажу, – снова заговорил доктор Кон тем спокойным, непререкаемым голосом, которому члены команды привыкли безоговорочно доверять. – Смерть Беглова – всего лишь несчастный случай. Никто не осудит человека, который был не в себе. Я дам экспертную оценку.

Круглов тряхнул головой, как бы выходя из забытья. Но вдруг усмехнулся:

– Захлопни варежку, док! И отвернись к стене. И ты тоже, – перевел он взгляд на Ульяну.

Когда все отвернулись к стене, повар отошел к телевизору, поднял с тумбочки пульт и включил его. Посмотрел на пустой, подернутый рябью экран, а потом разлепил губы и сказал:

– Я сделал как вы велели, святой отец. Командор мертв. Но остались еще эти трое. Что мне с ними делать?

Несколько секунд он молчал, чуть склонив голову набок, словно выслушивал ответ, потом неуверенно промолвил:

– Да, я знаю, что они зло. Но среди них есть девчонка…

– Она и есть самое главное зло! – с болью в голосе проговорил с экрана телевизора священник, видимый только Круглову и слышимый лишь им. – Пойми, она совсем не то, что ты видишь! Ее смазливая внешность – не суть, а тонкая оболочка, под которой скрывается ад!

Круглов облизнул губы языком, хрипло выдавил:

– Я не уверен, что это так.

– Да пойми же ты… – Священник осекся и поморщился от боли в съеденных раком легких. – В войне со злом не может быть полумер, – продолжил он затем. – Зло ведь как сорняк: если не вырвешь из земли полностью, если оставишь хоть один побег или корешок – разрастется снова. Подумай сам!

Несколько секунд Круглов думал, морща лоб, потом кивнул:

– Вы правы. Но, может, есть какой-нибудь другой способ?

– Нет! – выдохнул священник. – Никакого другого способа нет! Зло должно погибнуть вместе с ними! А если ты их пожалеешь, они… – Священник закашлялся, и Круглов увидел, что на рясу полетели капельки крови. – Сделай это, – хрипло произнес священник, вытерев ладонью рот. – Я бы помог тебе, но не могу. Да ты и сам видишь, насколько я слаб.

– Да, – кивнул повар, – я вижу. Со злом надо бороться. Спасибо, что объяснили мне что делать, святой отец.

Круглов повернулся к доктору Кону и направил на него пистолет.

– Вы… Именно вы во всем виноваты. Доктора, ученые! Белая кость! – В голосе его звучали ненависть и презрение. Повар усмехнулся. – Вообразили себя богами, да? Думаете, вам все позволено? Притащили на станцию замороженный труп. Сунули в морозилку контейнер с какой-то биологической дрянью, а потом сами же его и вскрыли. Думаете, можете делать свое черное дело безнаказанно, да? Думаете, я не знаю, как вы все тут ко мне относитесь? Думаете, не знаю, что вы – все! – считаете меня идиотом?

Доктор Кон нахмурился и заговорил спокойно:

– Олег, вы во многом правы. Но дело не в этом. Ретровирус, о котором я говорил, воздействует на человеческий организм странным и парадоксальным образом. У одних он будит совесть. У других – выворачивает наружу самую потаенную дрянь. Третьих… Хотя насчет прочего я еще не разобрался. Общее одно – вирус вызывает галлюцинации. Поэтому многое из того, что вы видите и слышите, всего лишь ваша галлюцинация. Этого нет в реальности, понимаете?

Повар прищурил светлые глаза и недобро ухмыльнулся.

– Вот как? А что, если вы, доктор Кон, тоже всего лишь моя галлюцинация?

– Я не…

Круглов положил палец на спусковой крючок пистолета.

– Если вы – моя галлюцинация, значит, пуля вас не убьет. Проверим?

Доктор Кон побледнел и попятился.

– Остановитесь, Олег. Болезнь, если она излечима, рано или поздно пройдет. Но то, что вы сейчас натворите, останется с вами навсегда. Навсегда , понимаете? Ребенка, если он совершит преступление, не посадят. Но это не значит, что убийство изгладится из его памяти. То, что совершил ничего не смыслящий в жизни ребенок, будет вечно преследовать взрослого. Вы сейчас – тот самый ребенок, Олег. И когда болезнь отступит, вам снова придется стать взрослым.

Круглов молчал. Долго. Очень долго. А потом лицо его вдруг перекосилось, словно он собрался заплакать, и изо рта вырвалась хриплая мольба:

– Пожалуйста… – пробормотал он хриплым шепотом. – Пожалуйста, мама… Не говори ничего отцу…

Доктор Кон недоуменно нахмурился. А лицо Ульяны, наоборот, вдруг просветлело, словно ей в голову пришла идея. Так оно и было.

Ульяна никогда не занималась специально психологией, но мигом сообразила, что рассудок повара, не выдержав нервного напряжения последних часов, ослабел. Вероятно, из самых глубин подсознания Олега Круглова всплыли детские страхи, которые потянули за собой застарелое, почти забытое, чувство вины.

Решение сыграть на этой слабости пришло само собой. Ульяна шагнула вперед, медленно выпрямилась, не сводя с лица повара пристального взгляда, и сказала резким, не терпящим возражений голосом:

– Ты опять напакостил, маленький паршивец!

Круглов задрожал.

– Мама… – сдавленно прошептал он.

– Тупица! – гневно продолжала Ульяна. – А ну, опусти пистолет! Живо!

Повар во все глаза смотрел на нее, но оружие не опускал. То, что он видел перед собой в эту секунду, было похоже на кошмарный сон. Лицо Ульяны вдруг съежилось и состарилось, а ее каштановые прямые волосы завились в седые букли.