Жан Александр - Кровавая луна

— Извините, инспектор, — надменно ответил граф, подходя к гробу и положив на него ладонь, — я не могу допустить такого оскорбления… святотатства!

— Что же святотатственного в том, что мы приподнимем на минуту крышку? Вы можете присутствовать при этом. Если все окажется в порядке, вы еще раз увидите своего любимого родственника.

— Я не могу этого допустить, инспектор.

— У меня приказ, который я не могу не исполнить.

— Даю вам слово чести, что в гробу, кроме тела, нет ничего. Кстати, и отвертка сломалась, когда ввинчивали последний винт.

— Дорогой граф, вам не известна хитрость контрабандистов, которые нанимаются в услужение в приличные дома. Сюда, Филипп, снимай крышку с этого гроба!

Граф не унимался и продолжал протестовать, когда Филипп (плешивый мужчина с чумазым лицом, по виду похожий на кузнеца) поставил на пол кожаную сумку с инструментами, осмотрел гроб, ногтем ощупал головки винтов и, выбрав из своей сумки подходящую отвертку, в несколько быстрых поворотов вытащил винты и снял крышку. Я снова увидел свет, который считал потерянным навеки; тем не менее зрачки мои оставались неподвижны. Надо мной склонилось нахмуренное лицо Карманьяка. Казалось, он не узнает меня. Из-за его спины выглядывали посеревшие от страха граф и фальшивый маркиз; рядом находилось много других незнакомых лиц.

— Вижу, вижу, — промолвил Карманьяк, отходя от меня. — Тут нет ничего такого.

— Будьте добры, прикажите вашим людям снова завинтить крышку, — заговорил граф, ободрившись. — Право… право… нельзя дольше задерживать похоронное шествие.

— Вы сейчас же отправитесь, граф де Сент-Алир, — ответил Карманьяк, — а что касается гроба, то я немедленно распоряжусь.

В дверях появились трое жандармов; трое таких же дюжих и бесстрастных представителей власти уже находились в комнате. Неприятное волнение овладело графом: он не мог скрыть бившей его крупной дрожи.

— Так как месье Карманьяк еще затрудняется разрешить мне сопровождать тело моего родственника, то я попрошу вас, Планар, заменить меня.

— Одну минуту, — вмешался неисправимый Карманьяк, — прежде я попрошу вас дать мне ключи к этому шкафу.

Он указал на шкаф в стене, куда было положено мое платье.

— Я… я с большим удовольствием, — пробормотал граф, — но, изволите видеть, его не открывали лет сто. Я прикажу кому-нибудь из слуг отыскать ключ.

— Если его нет у вас, искать не стоит. Филипп, попробуй отмычку.

Приказание было исполнено.

— Это что за одежда? — поинтересовался Карманьяк, разворачивая мое платье, спрятанное в шкаф за полчаса до этого.

— Мне неизвестно, что находится в этом шкафу. Негодяй по имени Лабаль, которого я прогнал больше года назад, имел ключи. Вероятно, это его гардеробная.

— В кармане визитные карточки и носовой платок с инициалами «Р. Б.» Должно быть, он украл все это у какого-то Бекета — Р. Бекета. На визитных карточках стоит «Р. Бекет, сквайр, город Беркли». А вот и часы с перстнями, на одном из перстней тоже буквы «Р. Б.» Ваш Лабаль, верно, был отъявленный мошенник.

— Вы совершенно правы.

— Мне вот что приходит в голову, — продолжал Карманьяк. — Пожалуй, ваш слуга украл это платье вместе с часами у человека, который лежит в гробу и который в таком случае является не Пьером де Сент-Аманом, а мистером Бекетом, английским сквайром. Удивительнее всего, что часы еще идут! В гробу, я полагаю, лежит не покойник, а живой человек, которого усыпили каким-то зельем. За намерение ограбить его и умертвить я арестую вас, Николай де ла Карк, граф де Сент-Алир.

В одно мгновение старый негодяй оказался в крепких руках правосудия. Я слышал, как он своим скрипучим, словно несмазанное колесо, дрожащим голосом разразился потоком уверений, крича и умоляя, соответственно тому, как переходил от убеждений к угрозам. Напоследок он воззвал к великому духу, «который читает тайные помыслы людей». С безбожной ложью на губах, беснующегося, его вывели прочь из комнаты и посадили в карету, где уже находилась его прекрасная сообщница. Вместе с ними сели два жандарма, и вся компания покатила в тюрьму.

К общему гомону теперь присоединились два новых голоса, перекрывавшие крики остальных. Один принадлежал бравому полковнику Гальярду, которого до сих пор с трудом удерживали в передней; другой принадлежал моему приятелю Тому Вестлейку, который пришел удостоверить мою личность.

Постараюсь коротко изложить, как был раскрыт чудовищный замысел против моего имущества и моей жизни, но предварительно прибавлю несколько слов о себе. По указанию Планара, мошенника ничуть не лучше остальной шайки, однако теперь заинтересованного в успехе следствия, меня посадили в теплую ванну, откуда перенесли в теплую постель и окно в комнате оставили открытым. Эти простые средства привели меня в чувство часа через три, иначе я, вероятно, пробыл бы в оцепенении еще не менее семи часов.

Преступления злоумышленников всегда планировались с величайшей ловкостью и осторожностью. Жертвы вводились в обман, как и я, и сами способствовали сохранению тайны своей гибели.

Разумеется, провели следствие. Разрыли несколько могил на кладбище Пер-Лашез. Вскрыли гробы, но тела уже настолько разложились, что узнать их было невозможно. Только одно и могло быть удостоверено. Одну из могил заказывал некий Габриэль Гальярд; он же внес плату за место и за похороны и расписался в книге. Это подтвердил клерк из похоронного бюро, с которым он имел дело и который знал его лично. Хитрость, на которую попался я, была успешно разыграна с ним. Вместо несуществующего де Сент-Амана в землю лег сам Габриэль Гальярд, с тайной гибели унеся и тайну преступления.

Его тело было опознано прелюбопытным образом. Лет за пять до исчезновения он пострадал от неудачного падения с лошади, лишившись при этом глаза, нескольких зубов и сломав правую голень. Раны на лице он хранил, насколько это было возможно, в глубочайшем секрете. Результатом оказалось то, что стеклянный глаз, заменявший потерянный, остался на месте, слегка только сдвинутый, — это признал часовых дел мастер, который изготавливал его.

Еще легче было узнать зубы, которые один из самых искуснейших дантистов Парижа сам подгонял к пустотам и благодаря уникальности случая даже сохранил гипсовые слепки. Золотые пластинки, найденные во рту покойника, в точности соответствовали слепкам. Остался и знак над лодыжкой, где кость была раздроблена и срослась. Преступление было изобличено.

Полковник Гальярд был вне себя от ярости, когда исчез его старший брат: чувство это усугублялось и тем, что вместе с братом исчезли все наличные деньги, которые бравый полковник давно полагал своей собственностью. По обрывкам разговоров, по слухам, он заподозрил причастность к делу графа де Сент-Алира и его прекрасной спутницы. К первому подозрению прибавилось несколько более серьезных, но для возобновления следствия все еще не хватало улик.