Сергей Антонов - Полнолуние

Ляшенко, как и следовало ожидать, отобрал у участкового листочки с фиолетовыми обличениями правонарушителей и, явно довольный растерянным видом Ивана, спрятал их в ящик письменного стола.

– Послезавтра, нет завтра, я должен видеть составленные по всей форме документы, а не эту туалетную бумагу! Работай, старлей!

Платов понуро вышел из кабинета, а напоследок услышал:

– И форму после течки отстирать не забудь!

Приема у майора дожидались несколько участковых, которые ехидно захихикали. Оплеванный Иван понуро вышел во двор, в сотый раз убедившись, что его служба не столько опасна, сколько трудна.

Черную полосу на тельняшке судьбы Платова добавило спущенное колесо мотоцикла.

Насос, конечно же, был забыт дома и Иван не меньше получаса носился по двору вместо того, чтобы смыться в свою Липовку. Камера, в конце концов, получила причитающийся ей запас воздуха, но на этом неприятности не кончились.

Не доезжая до деревни, Платов засек на автобусной остановке до боли знакомую фигуру. Вспугнутый шумом двигателя, уголовник Витька Рыжов юркнул в заросли кукурузы, как заяц, почуявший охотника.

Такое поведение матерого зека предвещало очередную горку дерьма на, и без того скользкой, дорожке участкового. Иван остановил мотоцикл. Привстав на подножках, как богатырь в стременах. Попытался определить направление, в котором двигается Рыжов. Спустя минуту участковый удовлетворенно хмыкнул и завел двигатель. Витька явно направлялся к березовой рощице на противоположной стороне поля и Платов решил его перехватить.

Оставляя за собой шлейф пыли, мотоцикл помчался по объездной дороге. Инспектор был уверен, что прекрасно знает местность, поэтому на въезде в рощу скорости не сбавил. Самонадеянность подвела Платова. Переднее колесо ткнулось в склон кювета. Мотоцикл резко остановился, а участковый согласно закону сохранения и превращения энергии, продолжал двигаться. Он перелетел через руль, Сделал в воздухе кувырок достойный опытного акробата ударился о землю с такой силой, что отключился.

Определить сколько именно пролежал под палящим солнцем Платов не смог. Может вынужденный отдых длился несколько минут, может – целый час. Очнулся от рева мотоцикла, который продолжал работать, но выбраться из кювета без помощи хозяина никак не мог.

Иван сел и помотал головой. Как ни странно, та оказалась на месте и только слегка побаливала в области макушки. Инспектор с удовольствием посидел бы еще немного, но требовалось заглушить разбушевавшийся мотоцикл. Первые шаги дались с трудом: земля под ногами слегка раскачивалась. Платов стиснул зубы, героически преодолел несколько метров отделявших его от кювета, повернул ключ зажигания. Двигатель протестующе всхлипнул и затих. И тут… В наступившей тишине Иван отчетливо услышал голос, который не мог принадлежать молодому уголовнику.

В незамысловатом четверостишии, продекламированном дребезжащим, как лопнувшее стекло голосом, не было ничего страшного. Тем не менее, Платов почувствовал себя крайне неуютно. Ему почему-то не хотелось видеть автора дурацкого стиха о веточках-корзинках. Ноги, однако, сами понесли участкового на поляну, откуда доносился голос. Выйдя из-за деревьев, Платов в изумлении остановился и раскрыл рот до дозволенных природой пределов. В центре поляны расположился старик. Его длинные, белые, как пух и такие же невесомые волосы шевелил летний ветерок. Седая борода касалась незаконченной корзины, которую старик сжимал худыми, обтянутыми бледной кожей руками и, время от времени, ловко продевал между прутьями новую, заранее очищенную от коры, ветвь лозы.

Незнакомец был в одет в белую полотняную сорочку, темные полосатые брюки с заплатами на коленях и сандалиях на босу ногу. Он устроился на одном пне, а в соседний воткнул перочинный нож, которым очищал лозу. Работа спорилась.

Платов наблюдал за процессом не в силах произнести ни слова. Ирреальность происходящего заключалась в том, что сырье для своей корзины лозоплетельщик доставал… из воздуха. Прутик к прутику… Худая рука приподнималась над корзиной и в пальцах появлялся новый прут. Ветка к веточке… Старик брался за нож, кольца коры падали к его ногам. Вот моя корзинка… Пальцы уверенно продевали новый прут в нужные отверстия и рука вновь ныряла в невидимое хранилище лозы. Деточки!

Иван почувствовал, как к горлу подкатил ком. Не в силах сдержаться откашлялся. Старик поднял голову и улыбнулся участковому.

– А, Иван Александрович! Мое почтение!

– З-з-дравствуйте…

Чтобы справиться с приступом головокружения, Платов вынужден был опереться на ствол ближайшей березы.

– А я вас признаться, заждался, – старик отставил корзину в сторону. – Дела?

– Да. Дела, – деревянно ответил Иван, осознавая всю нелепость разговора. – А вы кто?

– Я-то? – в зеленых и очень молодых глазах деда сверкнул задорный огонек. – Ну, во-первых, не местный.

– Это я вижу. Что вы здесь делаете?

– А во-вторых, – старик проигнорировал вопрос участкового. – У меня к вам дельце.

– Какое еще дельце? – к Платову возвращалось присутствие духа. – Повторяю: что вы здесь делаете?

– Плету корзину, как видите. Разве это запрещено законом?

– Нет, но…

– Эх, Ваня, столько предстоит сделать, а тебе бы все болтать!

Неожиданная фамильярность окончательно вывела инспектора из себя.

– Хватит молоть чепуху! Кто ты такой?

– Гм… Раз настаиваешь, – старик пожал плечами с таким видом, будто ему приходилось втолковывать прописные истины несмышленому подростку. – Ты слыхал о мойрах?

– Какие еще мойры?!

– Успокойся! – указательный палец старика описал в воздухе плавную дугу и Платов почувствовал, как его разгоряченного лба коснулся поток ледяного воздуха. – Остыл? Тогда продолжим. Клото, Лахесис, Атропос. Греческие богини судьбы. Неужели не приходилось читать о них?

Иван уже понял, что имеет дело с существом, которое способно стереть его в порошок и решил не пререкаться.

– Припоминаю…

– Так то, в Греции! – старик с досадой хлопнул ладонью по своей корзине. – Одна прядет, другая отмеряет, третья обрезает. Полное разделение труда. До чего красиво и цивилизованно! А я, как видишь, один.

– Корзина – это судьба? – спросил Платов дрожащим голосом. – А вы…

– Лозоплетельщик, Ваня. Наконец-то до тебя дошло. Чего побледнел? Я ведь не кусаюсь. Пока, по крайней мере, – старик улыбнулся, демонстрируя ряд ровных зубов цвета слоновой кости. – И не стану этого делать, если ты выслушаешь меня без криков и попыток грохнуться в обморок.

– Вы – галлюцинация, – с надеждой прошептал Платов. – Конечно же, галлюцинация. Я упал и ударился головой. Так?