Сергей Антонов - Полнолуние

Капитан решил, что старая поршневая качалка используется во время перебоев в сети современного водоснабжении, поднял воротник куртки и зашагал по пустынной улице в направлении, указанном Надей.

Самого здания управы еще не было видно, но о том, что он не сбился с пути, Иван понял, услышав хлопки, трепещущей на ветру ткани.

Резиденция местной власти выглядела, как сарай, возомнивший себя дворцом. Не обшитые досками бревна были выкрашены темно-зеленой краской, наводящей на мысль о том, что все есмь прах и лучший способ покинуть суетный мир – самоубийство.

Платов толкнул массивную, обшитую ржавой жестью дверь и вошел в полутемное помещение. В нос ударил запахи пыли, старой бумаги и, ни с чем несравнимый аромат советского бюрократизма. Поскольку никто не отреагировал на вторжение, Иван остановился и бросил в пустоту:

– Здрасте! Есть здесь кто-нибудь?

Тишину нарушал только мерный стук капель в оконное стекло. Платову пришлось пройти до единственной открытой двери. Заглянув в комнату, освещенную только светом настольной лампы под абажуром, он увидел стопки скоросшивателей, бюстик Ильича на сейфе, политическую карту мира во всю стену и древнюю пишущую машинку с заправленным в нее листом. Только после этого он заметил хозяина кабинета, который едва ли не упираясь носом в стол строчил какой-то документ.

Иван почувствовал себя просителем, до которого никому нет дела, и робко откашлялся.

Мужчина поднял голову. На его узком бледном лице было написано выражение неудовольствия человека, которого по пустяковому поводу отрывают от важного дела.

– Здравствуйте, – важно произнес он. – Вы ко мне?

– Если вы здесь старший, то к вам.

– А кто как не старший, по-вашему, и может сидеть здесь после окончания рабочего дня?

– Я очень извиняюсь. Не знал расписания работы.

– Чего уж там! Присаживайтесь и выкладывайте, зачем пришли! – мужчина встал и Иван удивился его необычайной худобе.

Председатель выглядел так, будто только час назад был освобожден из Освенцима. Он принялся листать какую-то толстую книженцию и капитану показалось, что о нем забыли.

– Я по поводу наследства своего двоюродного деда. Прокоп Подольный завещал мне свой дом…

– Вам?! – председатель неожиданно грохнул книгой по столу с такой силой, что Иван подпрыгнул на стуле. – Значит, вы…

– Платов.

Председатель быстро обошел стол и приветствовал Иван коротким насильственным рукопожатием.

– Так бы сразу и сказали. Заждались мы вас, Иван Александрович. Нехорошо дому пустовать. Когда намерены вселиться?

Платов с трудом подавлял желание вытереть о брюки руку, которой коснулся этот странный субъект.

– Во-первых, извещение из нотариальной конторы я получил совсем недавно, во-вторых, мой дед умер тринадцать лет назад, а в третьих… Я вовсе не собираюсь никуда вселяться. У меня есть свой дом, и он меня вполне устраивает.

Странный субъект будто не слышал последней фразы Платова. Он задумчиво расхаживал вдоль стола, заложив руки за спину, очень напоминая аиста, который высматривает в траве лягушку.

– Тринадцать лет? Мне кажется, что это было только вчера. Презанимательнейшая штука время, вы не находите?

Платов не находил, но из вежливости кивнул.

– За этими стенами оно пролетает стремительно, а здесь, – мужчина обвел рукой кабинет. – Плетется, как старая кляча. Так-то, милейший Иван Александрович.

Платову надоели философские рассуждения и какие-то старорежимные лексические обороты.

– Я хотел бы осмотреть дом деда. Ключи…

– Конечно ключи! Именно ключи!

Узник Освенцима ринулся к сейфу и, распахнув дверцу, принялся выбрасывать наружу бумаги. Иван с изумлением смотрел на кружащиеся по кабинету пожелтевшие листы, а председатель, наконец, нашел то, что искал и торжественно поднял руку, в которой держал связку ключей на массивном медном кольце.

– Ключи! Они откроют перед вами все двери!

Платов протянул к ключам руку, но мужчина спрятал связку за спину и с ласковым укором погрозил Ивану пальцем.

– Не спешите. Нам предстоит выполнить небольшую формальность. Точнее вам. Одна небольшая закорючечка вот на этом листике и можете, с чистым сердцем ступать в дом дедушки.

– Я готов, – капитану не терпелось покинуть кабинет и больше не встречаться с его хозяином, который явно нуждался в помощи хорошего психиатра. – Что за документ?

– Расписочка. Контрактик. Согласитесь, я не могу отдать вам ключи просто так. Не имею права!

Платов придвинул стул к столу и взглянув на лист. Сельсовет, вне всяких сомнений испытывал проблемы с бумагой. Лист походил на свиток пергамента и был настолько измятым, будто его вытащили из заднего прохода. Витиеватые буквы складывались в слова, слова в предложения, из которых явствовало, что Иван Александрович Платов считается единственным наследником Прокопа Даниловича Подольного.

Капитан почувствовал, как в его руку вкладывают шариковую ручку и, пожав плечами, поставил внизу листа свою подпись.

– Число, пожалуйста, – прошептал в самое ухо мужчина. – Месяц, год. Отлично!

Он поспешно схватил подписанный документ, сунул его между страниц толстой книги в странного вида переплете и захлопнул ее.

– Теперь ключи, дом и … все его содержимое ваше! Искренне, от всего сердца поздравляю!

– Спасибо, – Иван сунул связку в карман. – И до свидания.

Он вышел в коридор.

– Да и не забудьте покормить кота! Бедное животное совсем исхудало! – донеслось из кабинета. – Очень на вас рассчитываю!

– Да пошел ты к черту вместе со своим котом! – прошипел Иван, распахивая дверь. – Не могли найти здорового председателя. Придурок лагерный!

В лицо ударил сильный порыв ветра. Пригнувшись, Платов двинулся в обратный путь. Лампочки на столбах не горели еще со времен перестройки. Здание с флагом над крыльцом моментально растворилось в темноте и когда Иван оглянулся, то не увидел даже тусклого пятнышка света настольной лампы.

– Олег Степанович! Вы меня слышите?

Скрипкин взглянул на толстую повариху, которая комкала в руках мокрую тряпку.

– Чего тебе?

– Прибраться бы надо. После этого чертова бизнесмена – только полный бардак и гора грязной посуды. Свалился на нашу голову!

– Завтра. Иди домой!

Недовольно бурча себе под нос, повариха протиснула свои грузные телеса в дверь, оставив директора наедине с невеселыми думами.

Если бы Олегу Степановичу Скрипкину посчастливилось выудить золотую рыбку или на худой конец бутылку со стариком Хоттабычем, то первым делом он попросил бы их избавить его от общества залетного бизнесмена.

Скрипкин был карьеристом, а значит, консерватором и смертельно боялся всего нового и неизвестного. Стоило ему узнать о приезде в деревню самого завалящего начальничка, как Олег Степанович начинал глотать валерьянку, а на его лице окружающие читали только один вопрос «Что теперь будет?».