Сергей Антонов - Полнолуние

Что касается Большакова, то бедой от него несло за версту. Большой, мясистый нос директора школы чуял этот запах и повисал как хобот старого слона, которому не милы родные джунгли.

Праздник давно закончился, а Скрипкин все еще расхаживал по опустевшей столовой моля всех богов о том, чтобы Артур вместе со своими компьютерами, телохранителями и дорогим автомобилем провалился в подземное царство Аида.

Бизнесмен-жулик поставил под угрозу весь смысл существования Олега Степановича, который когда-то с грехом пополам закончил физкультурный факультет пединститута и, цепляясь зубами за скользкие ступени системы образования, поднялся из рядовых физруков до директора школы. Только сам Скрипкин знал, сколько бессонных ночей и изгрызенных ногтей ему это стоило!

Он не мог послать Артура ко всем чертям, поскольку тот в свое время помог спровадить на пенсию бывшего директора школы, обтяпав головокружительную интригу.

На последнем совещании начальство вскользь намекнуло о намерении повысить Скрипкина, а теперь все летело к черту. Не организуй он Большакову торжественную встречу, возникли бы неприятности. В итоге встреча была организована, но кто мог гарантировать, что завтра в Махово не нагрянут суровые и неподкупные сотрудники прокуратуры?

– А кто это с почестями встречал преступника? – непременно спросят они. – Кто совал пройдохе хлеб-соль?

– Наш директор Скрипкин! – хором ответят все.

– А подайте-ка сюда, Олег Степанович, ваши белы рученьки! – грозно сверкнут глазами служители Фемиды.

Директор почувствовал на своих запястьях стальной холод наручников и наполнил стакан водкой, которая осталась в одной из бутылок. После нескольких глотков кошки стали, скрести по сердцу без прежнего остервенения. В глазах Скрипкина вспыхнула искорка надежды.

– А может все-таки пронесет? – поинтересовался директор у тарелки с остатками салата.

– И не надейся! На тюремной параше тебя пронесет!

Голос, прозвучавший в голове Олега Степановича, принадлежал районному прокурору, желчному мужичку, который всегда смотрел на Скрипкина так, словно фотографировал его анфас и профиль.

За дверью послышались шаркающие шаги и в столовую заглянул школьный сторож Прошка Макеев. Его, покрытый недельной щетиной, подбородок при виде директора дернулся вверх.

– Чего тебе, Прохор?

– Так запирать школу пора, Олег Степанович.

– А… Правильно. Только не вздумай в столовую ночью нос совать.

– Чего я тут не видел? – обиженно шмыгнул носом Прошка. – Мне и в каптерке хорошо.

– Сам знаешь чего – водки!

– Сдалась мне ваша водка! – ни с того, ни с сего покраснел сторож. – Можете ключ от столовой с собой забрать, если мне не доверяете.

Скрипкин встал.

– Пожалуй, так и сделаю, а то до утра все вылакаешь!

Не замечая насмешливого взгляда Макеева, директор запер столовую и положил ключ в карман.

– Смотри мне тут!

– Смотрю, Олег Степанович, в оба глаза смотрю!

Как только шаги директора стихли на улице, Прохор вставил в замок дубликат ключа. Когда-то, до того, как горькая стала для него альфой и омегой, Макеев был неплохим слесарем. Устроившись в школу сторожем, он вспомнил былое ремесло и за пару дней возни у тисков добился беспрепятственного входа во все без исключения помещения.

Особенно пострадала от этого учительница химии, которая ломала голову над парадоксом сверхбыстрого испарения этилового спирта из закрытой колбы. Несчастная химичка билась головой о стену и листала толстые учебники, не подозревая о том, что Прошка каждую ночь чокается с портретом своего крестного папаши, изобретателя водки Дмитрия Менделеева.

Нынешней ночью сторожу не требовалось подниматься на второй этаж, вламываться в кабинет химии и делать кровопускание очередной колбе. Макеев уселся за столом и как Наполеон обвел взглядом воинство расставленных тарелок, стаканов и бутылок.

Скрипкин ворочался в постели, раздумывая над тем, какой срок ему могут припаять за связь с Большаковым, а Прошка лихо уничтожал недопитую водку. К полуночи он уже клевал носом, но еще смог дотянуться до очередной порции, залпом ее проглотил и уронил голову на стол.

Когда храп Макеева достиг равномерности, свидетельствующей о беспробудном сне, в столовую бесшумно вошел человек. Он отодвинул руку храпящего сторожа, взял связку ключей и поднялся на второй этаж.

– В деревню не суйся! – поучал Кипятильник Хряка перед отъездом. – Наш Артур – калач тертый. Такого на мякине не проведешь. Срисует тебя и смоется быстрей, чем дерьмо из унитаза.

Хряк действовал согласно полученным инструкциям. Он припарковал свой красный «форд» на обочине шоссе в километре от Махово, щелкнул тумблером автомагнитолы и терпеливо выслушивал инсинуации разбитного диктора, который для того, чтобы развеселить публику разве что не блеял овечкой.

Когда скудный запас плоских шуток и анекдотов с длиннющей бородой иссяк, диктор включил заунывную песенку неопознанной группы, от которой начала болеть даже отлитая из высокопрочного чугуна голова Гриши.

На дороге показалась старушка, сгибавшаяся под тяжестью ведра с картошкой. Хряк опустил стекло и высунулся из машины.

– Здорово, маманя! Никак на базар собралась?

– На базар, – пролепетала напуганная старушка. – Куда ж еще?

– Что в деревне новенького?

– Все по-старому, сынок, – бабка опустила свою ношу на землю. – А ты, никак из бизнесменов? Комбикормом торгуешь или яблоки скупаешь?

– И торгую, и скупаю. Только, слыхал у вас в Махово мои конкуренты обосновались…

– Значит, яблоки покупаешь?

В этом году несколько яблонь на огороде старушки дали такой обильный урожай, что даже свиньи категорически отказывались питаться вызывавшими изжогу фруктами. Шанс всучить несколько мешков антоновки мордастому перекупщику упускать было нельзя.

– Нет никаких конкурентов! – замотала головой бабка. – Приехал один из ваших, только он не по этой части. Компутеры в школу привез и все.

– Понятное дело. Как звать-то его?

– Веньки Большакова сын. У нас в Махово вырос, а сейчас просто гостит. Так будешь яблоки покупать?

– Обязательно, мамаша. И яблоки, и груши, и хрен на постном масле! – Хряк повернул ключ зажигания. – Только попозже!

Местонахождение Артура было установлено, но Гриша не спешил докладывать об этом Кипятильнику. Тугодум и большой тормоз он привык делать все обстоятельно, поэтому решил наведаться в Махово ночью и своими глазами увидеть следы пребывания Жмота.

Красный «форд» помчался к ближайшему придорожному кафе, где Хряк поразил всех своим аппетитом, в один присест, уничтожив суточный запас шашлыка. После плотного обеда Гриша протиснул свое крупногабаритное тело на заднее сиденье автомобиля и завалился спать, как Штирлиц перед возвращением в Берлин.