Энн Райс - Слуга праха

«Что ж, пусть остаются, если им так хочется», — подумал я.

Несмотря на обилие помещений, дом современной постройки нельзя было назвать просторным. Меня поразила его обыденность: маленькие комнаты, заставленные ничем не примечательной мебелью, умеренный комфорт и хорошее освещение.

При моем появлении люди, ожидавшие в гостиной, начали перешептываться. Один подошел ко мне, и я на идише сказал ему, что должен немедленно увидеться с Натаном.

Только тут я осознал, что не знаю ни настоящую фамилию Натана, ни даже как они его называют. Его фамилия явно не Белкин, поскольку ее придумал для себя Грегори. Я объяснил, что мне необходимо встретиться с Натаном, это вопрос жизни и смерти.

Двери кабинета распахнулись, и на пороге появился разъяренный ребе. Рядом стояли две пожилые женщины и двое молодых парней. Они были хасидами, как и все, кто находился в тот момент в доме. Женщины скрывали волосы под париками, молодые люди носили пейсы и шелковые костюмы.

Ребе буквально трясся от гнева и отчаянно пытался изгнать меня из дома, но я стойко противостоял его воле.

«Я должен поговорить с Натаном, — примирительно подняв руку, заговорил я на идише. — Подозреваю, ему грозит опасность. Грегори страшный человек. Я не уйду отсюда, пока не побеседую с Натаном. Надеюсь, он смел, и сердце его способно к состраданию, а потому он прислушается к моим словам. Как бы то ни было, я отнесусь к нему с любовью и лаской. Натан ведет праведную жизнь, следует заветам Божьим, и кто знает, может, если я спасу его, то спасу и самого себя».

В гостиной повисло молчание, впрочем недолгое. Мужчины приказали женщинам выйти, и те беспрекословно повиновались. Несколько пожилых хасидов направились в кабинет, знаком предложив мне следовать за ними.

Я оказался среди старейшин.

Один взял мел и, начертив на полу круг, велел мне встать в середину.

«Нет, — отказался я. — Я пришел к вам с любовью и хочу предотвратить зло. Я познал любовь благодаря двум людям, которые были мне дороги, но теперь мертвы. Отныне я не Служитель праха и не стану чинить вред. Мною движет не гнев, обида или ненависть. Я силен, и меня не удержит ваш магический круг. Любовь к Натану — вот что для меня сейчас важно».

Ребе опустился в кресло возле письменного стола, гораздо более внушительного, чем тот, который я видел на цокольном этаже в нашу первую встречу. Казалось, старик в отчаянии.

«Рашель Белкин мертва, — сообщил я на идише. — Покончила с собой».

«Но в новостях говорили, что ты убил ее», — так же на идише сказал ребе.

Старейшины согласно закивали.

Древний старик, очень худой, лысеющий, с похожей на череп головой, подошел и заглянул мне в глаза.

«Мы никогда не смотрим телевизор, — заявил он. — Но новости распространяются очень быстро. Все уверены, что ты убил и ее, и ее дочь».

«Это ложь. — Я покачал головой. — Эстер Белкин встретилась с Натаном, братом Грегори, в ювелирном магазине и купила у него ожерелье. Я уверен, что Грегори Белкин убил ее, потому что ей стало известно о существовании его семьи и в особенности о том, что у него есть брат-близнец. Натану грозит опасность».

Потрясенные, старейшины застыли на местах. Я не знал, что произойдет дальше, но понимал, какое загадочное впечатление производил на них неожиданно появившийся человек с черными волосами и длинной бородой, одетый в красный бархатный костюм с расшитыми золотом манжетами. Впрочем, и эта компания бородатых мужчин в свободных черных шелковых одеждах и черных же шляпах с полями — у одних широкими, у других узкими — выглядела не менее странно.

Старейшины окружили меня и принялись задавать вопросы. Я понял, что мне устраивают испытание. Прежде всего меня попросили процитировать избранные отрывки из Торы. Все, что они называли, было мне отлично знакомо. Я обстоятельно отвечал на вопросы, подкрепляя свои слова цитатами сначала на древнееврейском, потом на греческом и, наконец, дабы сразить их окончательно, на арамейском.

«Назови имена пророков», — велели они.

Я перечислил всех, включая Еноха, вавилонского прорицателя времен моей юности, имя которого было им неизвестно.

«В Вавилоне? — поразились они. — Расскажи о нем».

«У меня нет времени на воспоминания, — отрезал я. — Необходимо остановить Грегори, помешать ему расправиться с Натаном. Я уверен, он убил Эстер, потому что она узнала о Натане и встретилась с ним. Кроме того, меня настораживают и другие вещи».

Тогда они стали проверять мое знание Талмуда и спросили, что такое мицва. Я ответил, что в Торе упоминается шестьсот тринадцать мицв — повелений, предписывающих, как себя вести, что говорить и как совершать добрые поступки.

Вопросы сыпались на меня как из рога изобилия: о ритуалах и обрядах, о необходимости соблюдать чистоту и разного рода запретах, о ребе-еретиках и каббале. Я отвечал без запинки, то и дело переходя на арамейский и снова возвращаясь к идишу. Потом я процитировал по-гречески несколько мест из Септуагинты. [44] Септуагинта — собрание переводов Ветхого Завета на древнегреческий.

Я обращался то к вавилонскому, то к древнейшему иерусалимскому Талмуду, рассказал все, что знаю о священных числах. Вопросы становились все более частными. Казалось, каждый старейшина старался перещеголять остальных в сложности.

Я начинал терять терпение.

«Неужели вы не понимаете, — наконец возмутился я, — что пока вы экзаменуете меня, словно в ешиве, Натан остается в опасности? Во имя Господа помогите мне спасти его!»

«Натан уехал, — ответили они. — Он далеко отсюда, там, где Грегори не сможет до него добраться. Он в безопасности. В городе Господа нашего».

«Почему вы уверены, что он в безопасности?» — усомнился я.

«На следующий день после смерти Эстер Натан покинул Нью-Йорк и отправился в Израиль, — сказал ребе. — Грегори не найдет его там. Грегори никогда не сумеет его выследить».

«На следующий день? — переспросил я. — Значит, за день до того, как ты увидел меня?»

«Да. Но если ты не злой дух, вселившийся в человека, то кто ты?»

«Не знаю, — ответил я. — Я хочу стать ангелом, но только Господь Бог решит, угоден ли я Его воле. А почему Натан уехал в Израиль?»

Старейшины смущенно переглянулись и посмотрели на ребе. Старик сказал, что и сам точно не знает, почему Натан именно в тот день решил отправиться в путешествие, но полагает, что причиной послужила смерть Эстер, поскольку Натан сильно горевал по девочке. Натан спешил уехать и говорил о необходимости сделать порученную работу и о том, что в Израиле он справится с ней быстрее. Его работа заключалась в переписывании Торы, и он обещал привезти несколько копий. В общем, ничего особенного, обычные дела.