Энн Райс - Слуга праха

«Ах, если доброта этих людей поможет мне избавиться от нее», — подумал я.

По мере приближения к террасам сада я все отчетливее сознавал грандиозность открывшегося передо мной здания. Быстро перескочив через забор, я помчался по аллее к парадному входу, даже не задумываясь, что проник на территорию в обход охраны у ворот.

У дверей дома стоял огромный белый лимузин, из которого как раз выходила Рашель под руку с преданным Риччи. Шофер явно волновался, однако не произносил ни слова. Репортеров поблизости не было — Рашель встречали только слуги в белой униформе. Ветерок колыхал лиловые кувшинки.

Я обернулся и еще раз взглянул на море, в водах которого испокон веков отражались белоснежные облака. Мне казалось, я попал в рай. Позади дома сверкала гладь ярко освещенного фонарями бассейна.

Мне нравился этот мир.

Подходя к ней, я едва не пел от счастья.

«Посмотри, Рашель, — сказал я, — нас окружает вода, а небо высокое и ясное, по нему плывут удивительные облака, то и дело меняющие очертания. Они такие светлые, будто там, наверху, до сих пор продолжается день».

Она молчала, напряженно глядя на меня.

Я вложил ей в руки шарф, обернув вокруг запястий.

«Вот, я принес тебе шарф. Он лежал на ее кровати».

Рашель покачала головой и хотела что-то сказать, но не смогла. Потрясенные до глубины души, они с Риччи молча смотрели на меня.

«Я ни разу в жизни не падала в обморок, — наконец заговорила Рашель, — но сейчас, кажется, готова впервые это сделать».

«Нет-нет, не надо, это всего лишь я, — поспешил я успокоить обоих. — Я вернулся. Я видел Грегори и знаю, чем он занят. Я принес шарф. Но если ты все же хочешь упасть в обморок, что ж, давай, я подхвачу тебя и внесу в дом на руках».

Широкие стеклянные двери распахнулись. Слуги забрали ее кожаную сумку и еще какой-то чемодан, который я раньше не видел. Риччи посмотрел на меня и покачал головой. Его морщинистое лицо было сердитым.

Рашель подошла ко мне.

«Теперь ты убедилась, что я говорил правду?» — спросил я.

«Правду?» — смертельно побледнев, переспросила она.

«Давайте войдем в дом», — вмешался Риччи.

Подхватив Рашель на руки, он направился к лифту. Несмотря на преклонный возраст, он нес Рашель легко, без усилия.

«Пусти меня», — потребовал я, когда двери лифта начали закрываться перед моим носом.

Но Риччи, сердито сдвинув брови, мрачно посмотрел на меня и резко нажал на кнопку.

Я хмыкнул.

«Ладно, поступай как знаешь».

Взлетев по лестнице, я встретил их наверху. Бежать по ступенькам было даже приятно: это напомнило мне о состязаниях, в которых я участвовал в юности.

Риччи по-прежнему держал Рашель на руках. Ошеломленный моим появлением, он еще больше помрачнел, бросился к двери ее квартиры и вставил ключ в замок. Слуги внесли багаж.

«Поставь меня на пол, Риччи, — попросила она. — Я уже пришла в себя. Подожди внизу. И пусть остальные тоже уйдут»

«Рашель…» — укоризненно начал Риччи.

Преданный всей душой, шофер явно переживал. Заскорузлые пальцы старика сжались в кулаки — он готовился драться.

«Почему ты боишься меня? — спросил я. — Неужели ты думаешь, я ее обижу?»

«Я вообще ничего не думаю, — резко ответил старик. — Я не знаю, что думать».

Рашель втащила меня в квартиру и обернулась.

«Оставьте нас, — велела она. — Уходите. Все».

Я увидел терявшуюся в сумерках анфиладу прекрасных комнат. Одни были обращены окнами к морю, другие смотрели в сад, вид которого воскресил в моей памяти внутренний дворик родительского дома и атриум в прибрежном греческом городе, где я чувствовал себя сначала грустным и подавленным, а потом обрел счастье. У меня закружилась голова.

Нет слов, чтобы описать прелесть этой теплой квартиры, за окнами которой мерцали небеса. Отчего-то мне пришел на память Зурван — не его речи, а чувства, переполнявшие меня рядом с ним. Охватившая меня любовь очистила душу, и мне стало вдруг легко и спокойно. Я понял, что существует мир, в котором царствует только любовь. На меня словно снизошла благодать, и я прогнал от себя воспоминания.

Ветер колыхал тонкие белые занавески на окнах. В саду я увидел красные герберы и лиловые соцветия лиан. Их чудесный аромат наполнял квартиру. Дуновение бриза заставляло шелестеть кружевные кроны деревьев.

Рашель захлопнула дверь, оставив по ту сторону слуг и преданного шофера, повернула ключ в замке, накинула цепочку и только после этого повернулась ко мне.

«Теперь ты мне веришь? — спросил я. — Можно я тебя обниму?»

Рашель прильнула ко мне.

«Отнеси меня в кровать, — прошептала она. — Моя спальня там, слева».

Она обвила руками мою шею, и я поднял ее на руки: легкую, благоуханную, нежную.

Спальня произвела на меня впечатление, одарила незабываемым теплом. Три ее стены, прорезанные множеством окон, были обращены к морю. Нигде больше не видел я таких облаков и разбросанных между ними на фоне яркого неба звезд, дружелюбно подмигивающих мне.

Я опустил Рашель на огромную кровать, на шелковые подушки и одеяло. Все в комнате, включая шторы и обивку мебели, было богато украшено золотом — с роскошью, достойной дворца турецкого султана.

Вглядываясь в безупречно чистое лицо женщины, я вдыхал ее аромат, смешанный с соленым запахом моря, а потом наклонился и нежно поцеловал в лоб.

«Не бойся, дорогая, — прошептал я. — Все, что я тебе говорил, — правда. Ты должна мне верить. И рассказать все, что знаешь об Эстер и Натане».

Рашель всхлипнула, а потом отвернулась и, дрожа всем телом, уткнулась лицом в подушки. Я присел рядом и накрыл ее шелковым, пахнущим цветами одеялом. Впрочем, она в этом не нуждалась.

«Не надо, — сквозь слезы сказала она. — Мне нужен воздух. Поцелуй меня еще раз. Обними крепче. Просто побудь рядом».

«Я держу тебя в объятиях, — ласково утешал я. — Мои губы касаются твоего лба, щек, подбородка, плеча, руки…»

Должен признаться, мне с трудом удавалось сдерживаться. С каким удовольствием я сорвал бы одежду с этой женщины и насладился властью над ней.

Я нежно обхватил пальцами ее хрупкое запястье. Она и правда умирала.

«Не бойся, дорогая, — повторил я. — Разве что это облегчит твою боль. Иногда один страх помогает избавиться от другого».

В ответ она повернулась и поцеловала меня, а потом крепко прижала мою голову к себе и проникла языком мне в рот. Это был страстный поцелуй, исполненный желания и в то же время необыкновенно нежный. Мой ответный поцелуй длился бесконечно. Я почувствовал, как приподнялись ее бедра и напряглось мое тело.

Я должен был решиться. Должен был сделать ее счастливой и познать собственные возможности в любви, как прежде познал их во всем остальном. И если мне суждено лишиться сил в ее объятиях, значит, такова судьба.