Мария Чурсина - Проклятье

— Нет, я не… дело не в тебе. — Она понимала, что и жестами, и дрожащим голосом выдаёт своё замешательство, но взять себя в руки не могла. Не получалось.

— Ладно, не смущайся, я привык, — засмеялся Алекс. Маше показалось — наиграно. — Нужно было сказать тебе раньше, но я не решился. Думал, так у меня больше шансов.

Он развёл руками. Маша подняла голову: симпатичный, в общем-то, парень — короткие светлые волосы, чистые светлые глаза, разве что ноги тонковаты. Его ноги были одеты в джинсы, наверное, размера на два меньше, чем носила она. Алекс всё разводил и разводил руками.

Судьба или происки проклятья? У неё не было времени искать кого-то другого, но и причинять неприятности Алексу она тоже не имела права. Он и так обижен жизнью. Миф бы смог. Она не могла.

Когда сидишь у экрана и, зевая, набиваешь на клавиатуре любовные признания, можно проклясть человека как угодно. Когда приходишь к нему домой, вдыхаешь запах сирени, сидишь на краю постели — это уже невозможно. Значит, Миф выиграл.

Хотя в таком положении были и плюсы. Алекс привяжется к ней быстрее и прочнее, чем любой другой. Он её не обманет. И вряд ли побежит искать, если она уйдёт. Маша улыбнулась через силу.

— Что же ты мне рассказывал о тренировках по каратэ?

— Нет, — смущённо промямлил Алекс. — Ты не подумай. Я просто… А ты на самом деле играешь в шахматы?

— Ага. — Маша прошлась по комнате, ведя пальцем по лакированным краям шкафов. — Скоро турнир в институте, так я собираюсь его выиграть.

Из окна было видно, как бегут по проспекту серые люди — под цвет городского вечера. Машины разноцветной мозаикой заполнили дорогу.

— Ты бросишь меня? — жёстко потребовал Алекс.

Маша отвернулась от окна: он был в центре комнаты, в первый раз отдалившись от неё так сильно, что не рассмотреть верхнюю пуговицу на рубашке.

— С чего ты взял?

— Ну, ты красивая, умная и, судя по всему, с большим будущим. А я кто такой?

Она взобралась на прохладный подоконник. Мелькнула мысль о том, чтобы всё рассказать ему, признаться. Вдруг он согласиться помочь в обмен на регулярные встречи? Маша тряхнула головой — глупо, как же глупо.

— Судя по всему, гениальный программист?

Он отвёл взгляд.

— Такой уж и гениальный. Хотя ради тебя я бы постарался стать таким.

Восклицательный знак. Десять тысяч восклицательных знаков и жёлтая глупо улыбающаяся мордочка на экране компьютера. Вот как всё это выглядело. Она милостиво улыбнулась.

— Ну хорошо, Алекс, живи пока. Но если ты додумаешься ещё раз меня обмануть — тогда точно всё.

Он порывисто кивнул. Помолчал, прячась за полумраком комнаты. На письменном столе процессор мигал алым индикатором.

— О чём поговорим?

В очередной раз отрываясь от окна, Маша пожала плечами.

— О любви, о чём же ещё.

Она возвращалась домой, в темноте, когда автобусы превратились в проворные подсвеченные аквариумы. Маша еле дождалась своего. В кармане лежал телефон с шестнадцатью сообщениями Сабрине. В последний раз она писала ей, что уже направляется домой.

Забившись на дальнее сидение, Маша порылась в сумке: ключ с брелоком-ракушкой, и ещё один, на простом кольце, были здесь. Неувязочка вышла — она так и не избавилась от проклятья, а впереди маячили выходные, на которые у Маши было много планов. Даже слишком много.

Она закрыла глаза и прислушалась: мерно гудел двигатель автобуса, царапали крышу ветки, низко повисшие над дорогой. Глухо билось её собственное сердце.

Маша сама себя загнала в угол. Она не могла взять и бросить всё на полдороги, хотя бы потому что она уже прикормила сущность из заброшенного дома. Самую опасную, самую сильную. Специально — чтобы не было путей к отступлениям. Осталось ещё две сущности. Два ключа притаились в сумке под блокнотом.

Миф без сомнения умный и опытный, но с тремя одновременно ему не справиться. Маша знала, что ударит по нему его же оружием — так больнее. Ведь и он ударил её по самому больному.

К рыжему дому-свечке Маша выбралась только в самом конце недели. На лавочке у подъезда никого не было. У двери ютилась облезлая чёрная кошка. Она нагло мяукнула, требуя, чтобы ей открыли дверь. Код домофона Маша помнила.

Кошка прошмыгнула у неё между ног и растворилась в темноте лестницы. Лампа не горела, и подъезд изнутри освещали только бледные полоски дневного света. В нос сшибал запах кошачьей мочи и ещё какой-то дряни.

Маша поднялась по знакомым лестницам, по дороге замечая, что у почтовых ящиков больше нет раскладного стульчика, а сами ящики справа почернели. Подожгли их что ли?

Она шла дальше, взглядом задевая двери квартир. Если в квартиру уже вселились, то рядом с дверью лежал коврик. Маша считала коврики и понимала, что их стало заметно меньше. На шестом этаже она заглянула в дальнюю часть коридора и наткнулась там на опечатанную дверь. Белый язычок бумаги подрагивал на сквозняке, чудом не оторвавшись до сих пор. Что было написано на нём, Маша не разобрала.

До чердака оставалось всего два лестничных пролёта, когда Маша ощутила присутствие сущности. Она замерла на лестничной площадке, покрутила головой: бетонное эхо доносило голоса.

— Новый дом, новый, — убеждал один, громкий, уверенный. — Залатаем трещину, и будете жить дальше.

Второй бубнил что-то неразборчивое. Маша подкралась к самому повороту, но разбирала разве что одно слово из каждого десятка сказанных.

— Рухнет… болеют… эпидемиологический надзор…

Она осторожно выглянула: Смертёныш стоял там, между двумя женщинами, на редкость одинаковыми в строгих костюмах и в лихорадке спора. Он грыз семечки, с детским любопытством переводя взгляд с одной на другую. Кучка шелухи на полу росла. Спорщицы топали ногами, так что шелуха хрустела под каблуками туфель, но они не слышали.

— А ты, оказывается, вовсе и не четвёртой категории. Третьей, как минимум, дорогой.

Ей показалось, что Смертёныш глянул на неё и, кажется, растянул губы в дебильной улыбке, хотя против света было не разобрать толком.

Минут через двадцать они сидели на чердаке. Здесь было холодно, ветер колотился в слуховые окна. Казалось, весь дом качается под его порывами. От плеча Смертёныша, которым он прижимался к Маше, ей было только холоднее.

Он грыз семечки. На грязные детские пальцы капала слюна. От его куртки ничем не пахло, хотя судя по виду, нести должно было за три пролёта.

— Что ж ты никак не наешься? — спросила его Маша. — Весь дом, похоже, сожрал. А если нет, то скоро доешь. Дальше что?

Он промычал в ответ что-то невнятное, не вынимая пальцев изо рта. Маша вздохнула, повозив ногой вправо-влево, так что в гравии вырисовался чёткий полукруг.

— Хочешь, я заберу тебя с собой? Новый дом — будет много людей. — Она похлопала по карману, там зазвенели ключи.