Николас Конде - Щупальца веры

— Но разве в полиции нет испаноязычных сотрудников? — спросил Кэл.

— Конечно, есть, двое непосредственно мне подчинены. Но с того самого времени, как стало понятно, что у нас на крючке, все наши латиноамериканцы избегают участвовать в этом расследовании. Они боятся. И порой мне самому бывает страшно.

— Боятся чего?

Мактаггерт взял свой стакан, но, увидев, что он пуст, обернулся к бару, как будто хотел заказать еще. Но промолчал и через несколько секунд снова обратился к Кэлу:

— Я уже рассказал тебе про семьи. Во главе каждой из них стоит некто, называемый «сантеро» — что-то вроде священника. Нам удалось узнать имена некоторых из них — они известны повсюду, где живут испаноязычные. Ну и парочка моих людей отправилась навестить одного из этих типчиков, и пока один сыщик заговаривал ему зубы, другой сумел пробраться в соседнюю комнату и быстро обыскать ее. Он нашел нож — необычной формы, с кривым лезвием и резной деревянной ручкой, — который выглядел так, будто на нем запеклась кровь. Поэтому он сунул этот нож себе в карман. — Кэл недоуменно поднял брови, и Мактаггерт это заметил. — Конечно, забирать без ордера на обыск возможные вещественные доказательства неразумно, их потом наверняка нельзя будет использовать в суде как улики. Но этот мой сотрудник был очень огорчен нашим бессилием, как и все мы. Нам нужны были ответы, неважно, каким образом они будут получены. К тому времени, когда мы смогли бы добиться ордера, кровь уже могла быть смыта. Поэтому он просто положил его в карман. Этот человек потом клялся, что заметить кражу было совершенно невозможно. Сантеро находился в другой комнате, спиной к двери, и смотрел в противоположную сторону, на стену. Но когда беседа закончилась и сыщики уходили, этот маленький пуэрториканец с обезьяньей мордочкой сказал: «Я знаю, что вы сделали». Вот и все. Никаких протестов, никаких угроз или проклятий. Но когда мои люди позже рассказывали мне об этом, они оба заявили, что были до смерти напуганы. А Лецке — тот, кто украл нож, у которого он лежал в кармане, — сказал, что как только сантеро заговорил, он совершенно определенно почувствовал болезненное жжение у себя на бедре, будто нож в его кармане был раскален докрасна.

Мактаггерт замолчал. Кэл произнес:

— Не так уж это удивительно на самом деле. Может быть, на стене, на которую смотрел сантеро, было зеркало, а что касается жжения, то это могло быть следствием вины, чисто психологическая реакция…

— Погодите, это еще не все, — мягко перебил его сыщик. — Мы сделали лабораторный анализ. Кровь принадлежала какой-то птице, возможно, курице. После этого Лецке не знал, что ему делать с украденным ножом, чтобы очистить свою совесть. Он мог выбросить его или оставить в полиции на складе, но Лецке считал, что он должен его вернуть. Так что в конце концов он положил его в конверт и оставил в своей машине в ящичке для перчаток, рассчитывая отправить его хозяину по почте, как только ему случиться проезжать мимо почтового отделения. Целую неделю он о нем не вспоминал. Затем однажды ночью, после позднего дежурства, он возвращался к себе домой по Лонг-Айленду, шел дождь, и его машину занесло. — Мактаггерт запнулся и моргнул. Затем набрал воздуху в легкие и скороговоркой выпалил остальное, комкая фразы: — И он врезался в столб, крепко врезался, машина в гармошку, и Лецке так чертовски зажало, почти расплющило, что медикам пришлось оттяпать ему обе ноги выше колен, чтобы вытащить его оттуда живым, оттяпать прямо там, на месте.

Кэл помолчал, давая Мактаггерту возможность оплакать горестную судьбу своего сослуживца.

— Лейтенант, — сказал он наконец, — вы уже не допускаете…

— Нет, конечно, нет! — горячо воскликнул Мактаггерт, защищаясь от невысказанного упрека. — Человек устал, дорога была мокрой, тысячи аварий на дорогах происходят ежедневно — почему бы такому не случиться с полицейским? — Мактаггерт понизил голос. — Но после несчастного случая весь отдел стал уклоняться от расследования этого дела. Они ссылаются на загруженность другой работой, но это лишь отговорки. Я знаю это, я борюсь с тем же самым. Словно что-то держит нас на расстоянии вытянутой руки, как магнит, который отталкивает. Мы знаем, что истина где-то тут, но мы не можем до нее добраться. Поэтому сворачиваем в сторону.

Кэл был ошеломлен неожиданным признанием сыщика. Насколько же отчаянно Мактаггерт в нем нуждался! Полицейский открыто признал, что успех расследования мог зависеть от Кэла. Любителя просили подхватить мяч, который упустили профессионалы.

— Послушайте, лейтенант… — начал возражать Кэл.

— Дэннис, — вставил Мактаггерт, переходя на дружеский тон.

— Дэннис, я не уверен, что смогу сделать то, что ты от меня хочешь.

Взгляд Мактаггерта стал смущенным.

— Но ты сам пришел ко мне, Кэл, — сказал он.

— Я помню об этом. Но, знаешь ли, у меня маленький сын. Моя жена недавно умерла, и он нуждается во мне. Мы оба с ним нуждаемся друг в друге. Если это становится опасным…

— Ты получишь полную защиту полиции.

— Нельзя доводить до этого. Я не беру назад свое предложение. Я сказал тебе, что собираюсь всерьез заняться исследованием Сантерии и готов поделиться с тобой всей информацией, которая может быть тебе полезной. Но этим и ограничивается все, что я могу сделать. Я не могу себе позволить играть роль тайного агента полиции. Я не буду красть улики или…

Мактаггерт улыбнулся.

— Этого вполне достаточно, Кэл. Просто занимайся своим исследованием. Полностью согласен с тем, что ты мне недавно сказал: люди, не подпускающие к себе фараонов, запросто могут открыться тебе. — Он помолчал. — Я полагаю, однако, что ты не будешь против, если я наведу тебя на одного-двух человек, которым есть что рассказать тебе.

Мактаггерт достал из кармана записную книжку. Он написал имя и адрес, вырвал страничку и протянул ее Кэлу.

Кэл прочитал: «Оскар Сезин. Район Восточной 107-й улицы».

— Сезин руководит организацией, которая называется «Асосиасьон кооператива пара»… — Мактаггерт попытался произнести название по-испански, затем сдался. — Пара чего-то там. Нечто вроде клиники, объединенной со школой. Туда принимают испаноязычную молодежь, юношей и девушек, пристрастившихся к наркотикам или просто запутавшихся в жизни, подлечивают, вправляют им мозги и учат, как в школе, чтобы выпустить их на улицы как добропорядочных граждан.

— А почему это должно заинтересовать меня?

— Потому, — объяснил Мактаггерт, — что Сезин не делает никакого секрета из того факта, что в своей работе он использует Сантерию. Он видит в ней позитивную силу, подобную всякой другой религии, применяет ее для исправления заблудших, учит ей.