Джим Батчер - Халтура

— Да? — спросил он.

— Я пришел повидать отца Фортхилла, — объяснил я.

— Простите?

— Все в порядке, падре, — сказал я, похлопав священника по плечу и не слишком уважительно отодвинув в сторону. — Я сам его найду.

— Эй, послушайте-ка, молодой человек…

Возможно, он сказал что-то еще, но я не стал задерживаться. Вошел в церковь и направился в комнату Фортхилла. Дважды стукнул в дверь, открыл ее — и застал священника в нижнем белье.

Отец Фортхилл — крепкий мужчина среднего роста, с венчиком седых волос и глазами цвета яиц малиновки. На нем были семейные трусы, майка и черные носки. На шее висело полотенце, мокрые волосы прилипли к голове.

Большинство людей отреагировало бы на мое появление весьма эмоционально. Фортхилл серьезно посмотрел на меня и сказал:

— Привет, Гарри.

Я пришел сюда, готовый к «охоте на снарка», но хотя я и не отличаюсь особой религиозностью, у меня имеются представления о подобающем поведении. И видеть полураздетого священника вовсе не подобает, особенно если ты ворвался в его личную комнату.

— Гм, — сказал я разочарованно.

Фортхилл с улыбкой покачал головой:

— Да, священники принимают ванны. Мы едим. Мы спим. Время от времени даже ходим в туалет.

— Ага, — сказал я. — Э-э-э… Ну да.

— Мне бы очень хотелось одеться, — мягко заметил отец Фортхилл. — Сегодня я служу литургию.

— Литургию?

Фортхилл утробно хохотнул:

— Гарри, ты ведь не думаешь, что я просто сижу в этом старом сарае, ожидая возможности приготовить тебе бутерброды, перевязать раны и дать совет? — Он кивнул на стену, где висели одеяния. — Вечером в будни дают порезвиться младшей команде.

— Нам нужно поговорить, — сказал я. — Насчет Мечей.

Кивнув, он одарил меня мимолетной улыбкой.

— Быть может, я хотя бы надену брюки?

— Ну да, — ответил я. — Извините. — Попятился из комнаты и закрыл дверь.

Минуту спустя появился старый священник и принялся сверлить святотатца укоризненным взглядом, однако отец Фортхилл в своем привычном черном облачении с белым воротничком спас меня.

— Все в порядке, Пауло, — сказал он. — Я поговорю с ним.

Отец Пауло фыркнул и одарил меня еще одним взглядом, но развернулся и ушел.

— Ты ужасно выглядишь, — заметил отец Фортхилл. — Что случилось?

Я рассказал все без утайки.

— Господь милосердный, — произнес он, когда я закончил. Но не тем тоном, каким говорят: «О нет!» — а скорее с усталостью.

Он знал, что происходит.

— Я не смогу защитить Мечи, если не буду знать, с чем имею дело, — добавил я. — Расскажите мне, Энтони.

Фортхилл покачал головой:

— Я не могу.

— Не надо так, — сказал я, сдерживая гнев. — Я должен знать.

— Я поклялся не говорить об этом. Никому. Ни при каких обстоятельствах. — Он повернулся ко мне, выпятив подбородок. — Я держу свое слово.

— Значит, вы будете просто стоять в сторонке и ничего не делать, — рявкнул я.

— Я этого не говорил, — возразил Фортхилл. — Я сделаю, что смогу.

— О, ну конечно.

— Да, — ответил он. — Обещаю. Ты должен мне поверить.

— Я бы поверил, если бы вы объяснили.

Его глаза сузились.

— Сынок, я не идиот. Не говори, что сам никогда не оказывался в подобном положении.

Я хотел ответить какой-нибудь саркастической колкостью, но ничего не придумал.

— Туше.

Отец Фортхилл провел рукой по лысой голове, и я неожиданно заметил, как сильно он постарел с нашей первой встречи. Седые волосы заметно поредели и стали ломкими, руки высохли.

— Прости, Гарри, — сказал он с искренним сожалением. — Если бы это было в моих силах… Могу ли я еще что-то сделать для тебя?

— Вы можете поторопиться, — тихо ответил я. — Такими темпами кого-нибудь прикончат.

Скорее всего меня.

Я с крайней осторожностью приблизился к парку. Более получаса ушло на то, чтобы убедиться, что Стриженый не бродит поблизости со своим пятидесятым калибром. Разумеется, он мог наблюдать из окна какого-нибудь близлежащего здания, однако здесь не было мотелей и квартир, а сделанные в парке фотографии снимали не с возвышения. Кроме того, если избегать каждого места, где способен притаиться маньяк с мощной винтовкой, с тем же успехом можно провести остаток жизни под кроватью.

Тем не менее осторожность никогда не повредит. Вместо того чтобы отправиться к софтбольному полю напрямик, по открытому пространству, я пошел кружным путем по периметру парка — и услышал тихие всхлипывания, доносившиеся из теней под скамьями напротив тех, где мы сидели с Майклом в прошлый раз.

Замедлив шаг, я заглянул под скамьи.

Девчонка в шортах, кроссовках и сине-зеленой командной футболке сидела, обхватив колени руками, и тихо плакала. Жесткие рыжие волосы, костлявая, даже для подростка. Я не сразу узнал игрока из команды Алисии, второго бейсм… вторую бейсвумен.

— Эй, — негромко произнес я, стараясь говорить как можно мягче. — Ты в порядке?

Она подняла на меня глаза и мгновенно принялась вытирать их.

— Да. Я в порядке. Все в порядке, сэр.

— Ладно, ладно. Я понял, у тебя просто аллергия.

Она посмотрела на меня с жалкой улыбкой, попробовала усмехнуться — и снова всхлипнула. Лицо исказила гримаса отчаяния. Девчонка содрогнулась и, наклонив голову, заплакала еще сильнее.

Я такая размазня! Я нырнул под скамьи и уселся рядом, в паре футов от нее. Проплакав еще несколько минут, она начала успокаиваться.

— Я вас знаю, — сказала девчонка через некоторое время, между всхлипываниями. — Вы вчера беседовали с тренером Карпентером. Алисия сказала, что вы друг семьи.

— Хотелось бы так думать, — кивнул я. — Гарри.

— Келли, — представилась она.

Я кивнул:

— А почему ты не тренируешься с командой, Келли?

Она пожала тощими плечами:

— Бесполезно.

— Бесполезно?

— Я безнадежна, — объяснила она. — За что бы ни взялась, все делаю не так.

— Ну, так не бывает, — уверенно возразил я. — Каждый умеет делать хоть что-то. Полных неудачников не существует.

— Существуют, — возразила она. — За год мы проиграли всего две игры — в обоих случаях из-за меня. На следующей неделе мы едем на финал, и все рассчитывают на меня, но я снова их подведу.

Проклятие, ну разве это проблема? Однако Келли явно считала ее неразрешимой. Она была лишь ребенком. Возможно, с ее точки зрения, проблема действительно выглядела гигантской.

— Давление, — сказал я. — Да, я тебя понял.

Она уставилась на меня:

— Правда?

— Конечно, — ответил я. — Кажется, что от тебя зависят человеческие жизни и если ты ошибешься, произойдет непоправимое… А виноват будешь ты.

— Да, — сказала она, хлюпая носом. — И я стараюсь изо всех сил, но у меня не получается.

— Стать совершенством? — спросил я. — Ну конечно, нет. Но какой у тебя выбор?