Эрик Хелм - Уцелевший

— А вера? — спросил Рекс. — Ведь истинная вера, насколько разумею, должна оборонить?

— И безусловно оборонила бы, — сказал герцог, — пребывай мы оба в состоянии благодати.

Тайных преступлений на совести Рекса не числилось. Но и ему самому, и герцогу доводилось убивать — хотя при оправдывающих и не допускавших иного обстоятельствах. Одно это вполне исключало всякую надежду на благодать. И кто вообще может положа руку на сердце считать себя вполне безгрешным?

Сатанисты уже образовывали у трона широкий полукруг.

Три фигуры возникли на освещенном синеватым пламенем пространстве перед козлом: нетопырь Моката и кошачья морда подводили к дьяволу полубесчувственного Саймона.

— Да вперед же! — зарычал Рекс.

— Не могу, — тихо сказал герцог. — Прости меня Господь, я боюсь...

Голубой роллс-ройс номер ОА 1217 вылетел вон с магистрального шоссе на крутом повороте близ поселка Истертон.

Танит подметила двух неотвязно державшихся позади мотоциклистов миль за тридцать до аварии. Она утопила педаль акселератора до отказа, но безо всякого успеха: на двухколесных машинах стояли форсированные двигатели, а водительской сноровки сыщикам хватало с избытком. Чего нельзя было сказать о самой Танит.

Когда провизжали тормоза и блокированные колеса, внезапно покинув асфальт, заскользили по молодой траве, девушка приготовилась к наихудшему. Автомобильный капот гулко стукнулся о бревенчатую стену приземистого амбара. Танит швырнуло вперед, больно ударило о баранку. К счастью, машина герцога оказалась предусмотрительно оборудована плексигласовыми стеклами.

Несколько секунд ошеломленная девушка сидела не шевелясь. Мотоциклисты остановились у обочины и явно приготовились покинуть седла.

«Полиция!»

Прерывисто дыша, Танит распахнула дверцу, выскочила из роллс-ройса и кинулась бежать по лугу. Оступилась, упала, вскочила, перепрыгнула невысокую изгородь, отстоявшую от амбара ярдов на тридцать, помчалась дальше.

Остановилась она только совсем запыхавшись.

На погоню и намека не было. Детективы осматривали автомобиль, расхаживали вокруг, о чем-то переговаривались.

Над землей сгущались вечерние сумерки.

Девушка поспешила дальше.

Покрыв ярдов семьсот, она бессильно рухнула. Сердце едва не выскакивало из груди, перед глазами плясали темные пятна. И деревня, и странно равнодушные сыщики давно скрылись за пологим взгорком. Танит оперлась рукой о траву и начала думать.

До Чилбери, где надлежало собраться участникам предстоявшего действа, оставался еще добрый десяток миль. Одолеть это расстояние пешком и поспеть к сроку было немыслимо. Да и направление приходилось определять едва ли не гадательно. Вернуться к шоссе и помахать попутной машине девушка не решалась.

Танит не без удивления почувствовала, что изначальное желание во что бы то ни стало участвовать в шабаше постепенно слабеет. Равно как и злость на Рекса ван Рина. Американец надул ее самым бессовестным образом, но, вероятно, просто стремился удержать в стороне от бесовщины.

Девушка невольно улыбнулась, припомнив ошарашенную физиономию Рекса. Этот янки показался ей куда лучше и привлекательнее членов сборища, возглавляемого Мокатой. Альбиносы, индусы, китайцы, заячьи губы, однорукие, тьфу, пропасть! Обитатели собственных уродливых мирков, убежденные в полнейшем своем превосходстве над ближними, искатели черной мощи, самовлюбленные и черствые до последней мыслимой степени...

День, проведенный рядом с мужественным, веселым Рексом, не миновал бесследно.

Де Ришло был умен и образован, однако непогрешимость не присуща никому.

Сатанистского «крещения» Танит не принимала. Странное имя она получила от матери, преклонявшейся перед античными культурами.

* * *

Они лежали, тесно прижимаясь друг к другу, на широком всадническом плаще. Испанец ласково гладил распущенные волосы Эрны, а та обнимала Родриго за могучую жилистую шею. Оба молчали.

Молодая баронесса легонько отстранилась и посмотрела рыцарю прямо в темные зрачки. Родриго улыбнулся, поцеловал ее и решительно поволок длинный шуршащий подол кверху, оглаживая ладонями обнажавшиеся женские ноги.

Эрна изогнулась, и мгновение спустя платье собралось вокруг ее подмышек пышным шелковым комом.

— Сними совсем, — шепнула баронесса. — Я ни капельки не озябла.

Проворно повиновавшись, Родриго разоблачился сам. Любовное орудие испанца уже пребывало в полной боевой готовности. Эрна округлила глаза.

В далекой хижине баронессе было не до изучения Родриговских статей. Разумеется, когда исполинский уд неудержимо втиснулся в ее лоно, Эрна завизжала от испуга, ощутив себя чуть ли не в лапах великана-похитителя. Не потрудись кастилец раздразнить пленницу до полубеспамятства, не хлынь горячие смазывающие соки своевременно и обильно, не раскройся влагалище перед началом решающего натиска, двадцатичетырехлетней красавице пришлось бы туго. Но, даже после столь основательной подготовки к совокуплению, в первые минуты Эрне казалось, будто ею обладает взбесившийся кентавр. Если бы не железная хватка басков, давно изучивших таланты своего командира и знавших сопротивление женщин, попавшихся ему на крючок, баронесса принялась бы отчаянно биться, извиваться, дергаться и неминуемо повредила бы себе сама. Вынужденная беспомощность обернулась во благо. А потом два тела постепенно поладили, бивень испанца распахнул Эрну окончательно, стал двигаться с гораздо меньшей беспощадностью, и на смену боли явилось невыносимое наслаждение — взрывавшееся, утихавшее, росшее вновь и вновь, сотрясавшее молодую женщину трижды в протяжение тридцати минут.

— Ты втискивал в меня вот этот ?.. — спросила оробевшая Эрна. — И не разодрал?

— И не раздеру, — задорно ответил испанец.

— А вдруг?

— Проверим — убедимся, — молвил Родриго.

Первые истомные всхлипы вырвались из разомкнутых уст баронессы уже через несколько мгновений. А протяжные стоны и крики, зазвучавшие вослед, были порождены отнюдь не страданием.

* * *

Неподалеку паслись расседланные и стреноженные кони. Пел зяблик. Широкие солнечные лучи падали меж корявыми стволами уже наискосок, однако по-прежнему пригревали, и насекомые продолжали плясать в недвижном воздухе.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил Родриго.

— А? — встрепенулась Эрна.

— О чем ты думаешь?

Ответить было нелегко, едва ли возможно вообще. Ибо жена Бертрана де Монсеррата вспоминала ночь, которую накануне отъезда провела в королевской спальне. Вильгельм, как и Бертран, отнюдь не предварял дело тонкостями, считая, что истинному рыцарю не к лицу бабьи замашки, — но одной рыцарской силы и выносливости далеко не всегда хватало, чтобы ублаготворить возлюбленную. Именно так и получилось напоследок. Довольный и усталый венценосец вкусил заслуженный отдых, а Эрна металась, точно в лихорадке, почти до рассвета, и не могла уснуть, пока, отчаявшись, не изласкала себя сама. На супружеском ложе она прибегала к этому спасительному средству довольно часто, но впервые отважилась предаться рукоблудию, разбросавшись рядом с храпящим королем.