Йорг Кастнер - Число зверя

Генерал ордена сидел во главе стола. Его преподобие постарел, подумал Пауль, посмотрев на него. Но это и неудивительно, ведь Жану Кристофу Гавальда скоро исполнится восемьдесят два года. Приблизительно двадцать последних лет этот француз, проведший многие годы в Северной и Центральной Африке, где он начал свою карьеру, став миссионером, возглавлял орден и проявил себя в это время как точка опоры, которая хоть и держит узды правления твердой рукой, но не противится новшествам. Пауль всегда восхищался его внешним видом. Полностью поседевшие за это время волосы Гавальда резко контрастировали с загаром, которым покрылась его кожа за время пребывания под африканским солнцем. Серьезное, но открытое лицо было испещрено бесчисленными морщинами, указывающими на трудовую, самоотверженную жизнь.

Справа от него сидел генеральный секретарь, Дэвид Финчер. Неуклюжая фигура, широкие ладони, которые скорее подошли бы рабочему-строителю, чем человеку Божьему, мясистое лицо и волосы с рыжеватым отливом. Ни у кого не возникало ни малейших сомнений в его ирландском происхождении.

Пауль прекрасно представлял себе, как предки Финчера в девятнадцатом столетии кирками и лопатами помогли проложить рельсовые пути для железной дороги через весь североамериканский континент. Возможно, они также трудились на золотых приисках Калифорнии в надежде на быстрое обогащение или за мизерное жалованье в рядах армии США сражались с индейцами и опасными преступниками. Массивный Финчер, как и они, был человеком дела, ценившим активный физический труд выше, чем филигранную работу духа, и благодаря этой своей особенности прекрасно дополнял Гавальда.

Слева от Гавальда съежился тощий Хуан Фелипе Мартин. Ему, наверное, было столько же лет, сколько и генералу ордена, которого он поддерживал с тех самых пор, как его избрали адмонитором, то есть негласным контролером. У каждого генерала ордена иезуитов был свой адмонитор, гарантировавший, что преподобный генерал, облаченный полнотой власти, – сознательно или невольно – не примет неверных решений, чреватых роковыми последствиями. Генерала побуждали обсуждать с адмонитором все предстоящие важные решения и прислушиваться к его совету. Пауль задумчиво смотрел на совершенно голый череп испанца и спрашивал себя, не срослись ли духовно Гавальда и Мартин за долгие годы своей совместной работы до такой степени, что стали абсолютно одинаково думать и чувствовать. Впрочем, мысль эта была еретической: ведь если так оно и было, то должность адмонитора была лишней.

Остальные пять мужчин за столом, каждый из которых перешагнул пятидесятилетний рубеж, были ассистентами генерала ордена: Винченцо Динале представлял Италию; Пьер Гратон – Францию; Мигель Томео – Испанию и испаноязычные страны; Конрад Мергенбауэр – Германию, Австрию, Бельгию, Нидерланды, Польшу и Венгрию; Стюарт Каннингэм представлял англоязычные страны. Это были доверенные люди генерала. И то, что все они собрались сегодня здесь, подчеркивало важность ситуации.

Финчер коротко, но вежливо поздоровался с Паулем и предложил ему занять место за столом. Затем он повернулся к молодому иезуиту, который привел Пауля и собирался покинуть помещение.

– Задержитесь ненадолго, отец Криспи, и расскажите нашему гостю, что вы узнали сегодня утром. Это заинтересует его, ведь он был очень близок с отцом Сорелли.

К молодому священнику снова вернулась замеченная Паулем нервозность. Он неуверенно огляделся и указательным пальцем поправил на переносице сползшие на нос очки.

– Но… я ведь все уже рассказал, и не единожды. Сначала полиции. А затем и вам.

– Думаю, брату Кадрелю стоит узнать обо всем из первых рук, – непреклонно ответил Финчер и посмотрел на Пауля. – Отец Андреа Криспи, собственно говоря, именно тот человек, который обнаружил Сорелли.

– А, – только и ответил Пауль, не спуская глаз с нервного молодого священника.

Он не знал, действительно ли ему хочется выслушивать этот доклад. Каждая мысль об убитом усиливала болезненное давление, поселившееся у него в груди сегодня утром после звонка Финчера. С другой стороны, был еще сон, и его значение Пауль сможет разгадать лишь в том случае, если получит больше информации.

Криспи, стоявший возле стола, вцепился тонкими, почти девичьими пальцами в спинку стула.

– Собственно, рассказывать особенно не о чем. Рано утром я отправился на Яникул на пробежку. Я бегаю каждый день, если позволяет погода.

– Отец Криспи уже дважды пробежал марафон, – вставил Финчер.

– Да, – пробормотал Криспи и, повернувшись к Паулю, продолжил: – Как бы там ни было, сегодня утром меня неожиданно прихватило. Мне нужно было срочно… ну, да вы меня понимаете. Поблизости туалетов не было, и я углубился в кустарник. Может, это случайность, а может, меня вел сам Господь, но неожиданно прямо перед собой, на земле, я увидел отца Сорелли. Сначала я его совсем не признал, просто понял, что это человек. Ведь в подлеске было еще темно… Но подойдя ближе, я увидел его и нож у него в груди. Повсюду была кровь и…

Криспи сглотнул и утер пот со лба рукавом своего черного пиджака. У него был такой вид, будто он вот-вот рухнет от волнения, если не будет крепко держаться за стул.

– И что дальше? – спросил Пауль.

– Его лицо… На него было страшно смотреть!

Пауль наклонился к Криспи.

– Почему?

– Он так странно улыбался.

– Сорелли? – продолжал недоумевать Пауль. – Улыбался?

Криспи снова сглотнул и несколько раз кивнул.

– Это была прямо-таки счастливая улыбка, будто он радовался своей смерти. А потом я заметил у него на лбу ужасный знак. Должно быть, его вырезал убийца.

Когда Криспи, потрясенный воспоминанием, снова замолчал, Пауль вопросительно обвел глазами собравшихся.

– На лбу отца Сорелли красовалось число Зверя, – пояснил ему Финчер.

– Что? – растерянно крикнул Пауль.

– Вы правильно меня поняли: 666.

Кулак Мергенбауэра рухнул на столешницу, отчего задрожали стаканы и графины с водой.

– Очевидно, у убийцы зловещее чувство юмора.

– Будь вы правы, мы могли бы и посмеяться, – прогудел Финчер.

– Я не понимаю, к чему вы клоните, отец Финчер, – признался Пауль.

Генеральный секретарь одарил Криспи натянутой улыбкой.

– Спасибо, отче, вы можете идти.

Благодарный Криспи, пошатываясь, покинул помещение и закрыл за собой дверь – несколько громче, чем следовало.

– Доброму отцу Криспи это далось нелегко, – заметил Динале, ассистент генерала по вопросам Италии. – Но учитывая, что ему довелось пережить, его можно понять.

Финчер бросил печальный взгляд на дверь, за которой исчез Криспи.

– Возможно, вскоре все мы превратимся в дрожащих и жалких существ… – После недолгой паузы он добавил: – Когда дьявол впервые постучит в нашу дверь.