Сергей Антонов - Штосс (сборник)

В былые времена Бурый смахнул бы с себя Мишку как соломинку, да еще и съездил бы по морде, но сегодня, ошеломленный натиском, он просто продолжил сомневаться в правильности постановки вопроса.

– Тебе че больше заняться нечем? Может прокакаться до конца не успел? Так вернись – еще не поздно.

Удар в челюсть был не только сильным, но и неожиданным. Бурый плюхнулся на задницу и вскинул ноги, демонстрируя протертые до дыр подошвы. Он был сильнее Мишки по крайней мере в два раза, но в данном случае правда была не в силе, а сила была в правде. Чубей поставил ногу на грудь поверженного Грини.

– Ты со мной или как?

Бурый взглянул на Оторвина снизу вверх. Веснушчатое лицо Мишки было не просто одухотворенным. Оно сияло неземной красотой и мужеством, свойственным лишь олимпийским богам. В волосах Чубея путались облака, а тощая грудь вздымалась подобно кузнечным мехам. Давид поверг Голиафа. Бурый сдался, окончательно и бесповоротно признав лидерство Чубей-Оторвина.

– Думаешь, прорвемся?

– Уверен! – завопил Чубей, брызгая слюной, словно у него наступил эпилептический припадок. – Собирай мужиков!

– Где мне их взять?

– Да на крыльце у сельмага, – Оторвин прибег к испытанному методу сбора нижнечмыринской творческой интеллигенции. – Главное Фимку Циркулева не забудь! Говори всем, что за звание властелина села биться будем!

Гриня ринулся сельмагу со скоростью выпущенного из пращи камня. С этой минуты он стал бояться оставаться с обновленным Мишкой один на один. На крыльце сельмага было как всегда людно. Из магазина выходили нижнечмыринские патриции, успевшие отовариться бутылкой. Их встречали безденежные плебеи, робко молившие плеснуть хоть с полстакана. Бурый хоть и уверовал в исключительность Чубея, резонно решил, что за наглое требование всем немедленно направиться на клич Оторвина можно схлопотать в челюсть еще раз. Поразмыслив, он зычно крикнул:

– Мужики! У Мишки Оторвина крыша поехала!

Все дружно обернулись к глашатаю благой вести, но, как и в случае с Иоанном Крестителем пророку не поверили.

– Брехня!

– У него башню еще при рождении снесло!

– Тоже удивил, Гриня. Иди-ка лучше портвешка с нами бабахни!

– Мамой клянусь! – Бурый рванул плащ, обнажая волосатую грудь. – Чубей на всю голову теперь больной. Вопит что он – властелин сила!

Эта тирада Грини была встречена дружным хохотом.

– Так и есть! А кто сомневался?

– Мишкину рожу видали? Такая только у властелина села и бывает!

Бурый понял, что опять взял неверную ноту. Народ явно не желал присоединяться к Мишке. Бурый предпринял последнюю отчаянную попытку.

– А еще, мужики, говорит, что он всех вас на фуфельнике вертел!

Тут над крыльцом сельмага повисла гробовая тишина. Пауза длилась не меньше минуты, а затем к Бурому вразвалочку приблизился трижды судимый за хулиганство алкаш Никита Кулачков.

– А ну-ка повтори…

– Вертел всех вас на фуфельнике! – Гриня набрал полную грудь воздуха. – И просил передать, чтоб носки хозяина по очереди нюхать подходили!

Крыльцо сельмага опустело так быстро, что Бурый не сразу сообразил, что произошло. А когда понял, то побежал вслед за мужиками, которые наперегонки ринулись занимать очередь к носкам хозяина. По пути некоторые из них останавливались, чтобы выломать из штакетников доски, другие на бегу подхватывали обломки кирпича. Бурый был уверен в том, что уже не застанет Чубея в живых, поэтому не бежал, а шел. Издали он увидел, что вся честная компания сбилась в кучку. Из глаз Грини выкатилась скупая слеза. Он решил, что нижнечмыринские приверженцы суда Линча стоят над бездыханным телом. Однако приблизившись, едва не брякнулся в обморок от изумления. Толпа, побросав кирпичи и доски в полной тишине наблюдала за Чубеем, который вооружившись косой, обрушивал всю ее мощь на заросли крапивы. Коса была тупой, поэтому Оторвин не косил, а скорее просто сбивал крапивные побеги. Рядышком с тазиком у ног, тряпкой в руках и синяком под глазом старательно оттирала окна мадам Оторвина.

Раскрасневшийся как рак Мишка обернулся к мужикам, смахнул со лба капли пота и оперся на косу как Моисей на посох. Сделал несколько пассов рукой в воздухе и скроил рожу, которой позавидовал бы сам Кашпировский. Загипнотизированная толпа, не отрываясь, следила за каждым движением Мишки. А он погрозил односельчанам пальцем и выставил вперед ладони, намереваясь, судя по всему, впитать ими негативные энергетические потоки.

– Ну и чего зенки выпучили? Заняться нечем?

– Та мы это… Ты скажи… Чего делать-то? – робко спросил кто-то, ошарашенный тем, что Чубей ни капельки не испугался.

– Точно, Мишка, скажи. Если уж так приперло благоустройством заняться – подмогнем!

– Правильно! Видно, он знает, чего делает!

Ободренный поддержкой, Чубей улыбнулся и поднял вверх руку со сжатым кулаком, подражая Ельцину на танке. Все было рассчитано верно. Нижнечмыринских лентяев ни за какие коврижки нельзя было заставить работать там, где работают все нормальные люди. Зато сделать свой вклад в самое глупое и бесполезнее из всех дел они были готовы всегда.

– Друзья! – Чубей откашлялся. – Дорогие мои братья! Сегодня – знаменательный день. Мы впервые постараемся доказать всем козлам района, что Нижние Чмыри не собираются сидеть сложа руки, дожидаясь пока подставные ублюдки победят в конкурсе «Властелин села» и положат в карман премию в тридцать базовых величин, положенную победителям. Мы, а никто другой властелины, мать его так, села!

Мишка продолжал говорить, но главное было уже сказано. Мужики мысленно перевели базовые величины в наличные и работа закипела. Чубею больше не было нужды махать косой. Он руководил. Зараженный всеобщим энтузиазмом Фима Циркулев приволок из дома гвозди, которые предназначались для ремонта сгнившего забора. Уже через два часа на огороде вырос не просто туалет, а настоящий дворец. С мусором, копившемся во дворе многие десятилетия, пришлось сложнее. В конце концов, его свезли на тачке за кусты в дальний конец огорода. Пока Мишка метался, руководя ремонтом забора, какой-то фантазер соорудил у стены дома лавку из неотесанного горбыля и двух деревянных колод. Сидеть на этом сооружении было почти невозможно, зато со стороны лавка производила впечатление чего-то весьма самобытного и поистине народного. В пылу благоустройства даже Никита Кулачков подвергся заражению вирусом повального энтузиазма.

– Эх, чтоб не сдохнуть! – завопил он, швыряя кепку на землю. – Мать родную не пожалею, для общего блага!

Кулачков умчался, чтоб через несколько минут возвратиться с двумя банками эмали. Он и правда не пожалел мать, которая наверняка запасла краску для ремонта собственной хибары. Еще через час вся краска была израсходована и лицевая, обращенная к улице часть дома Чубей сверкала всеми оттенками синего и белого цветов. На оставшуюся часть хаты краски не хватило, но Мишка со словами «Главное – фасад!» направил общие усилия на сооружение в середине двора цветочной клумбы. Ее обложили симпатичными половинками кирпича, ранее предназначавшегося для убийства Мишки, а каждый из участников приволок из своего палисадника по цветку. Труднее всех пришлось мамаше Чубея. Она от рождения не отличалась чистоплотностью и для того, чтобы навести порядок в доме, ей пришлось приложить сверхусилия. Мадам Оторвина несколько раз собиралась улизнуть от спятившего, как она была уверена сыночка, но боялась расправы с его стороны и, ощупывая пальцами утренний синяк под глазом, с кряхтением драила полы. Вконец разошедшийся Фима Циркулев заставил мужиков соорудить во дворе флюгер и увенчал его собственноручно вырезанным из фанеры лебедем. О том, что диковинная птица, очень напоминавшая крылатого змея Кецалькоатля, которому поклонялись индейцы майя, является лебедем, знал только сам Фима. Впрочем, когда птичий монстр со скрипом повернулся вокруг своей оси под порывом ветра, мужики перестали хохотать над внешним видом птицы и дружно зааплодировали Циркулеву. Бурый тоже не терял времени даром. Из-за острой аллергии к физическому труду, он не принимал непосредственного участия в субботнике, зато к моменту окончания работ все их участники знали о том, что Чубей сделался экстрасенсом и телепатом. Мишка чувствовал на себе наполненные смесью уважения и страха взгляды. Он вдруг понял, что истинное его призвание – руководство и направление масс. Пробило два часа дня, когда полностью преобразившийся дом Оторвиных был готов встретить комиссию. Кто-то предложил вспрыснуть трудовой подвиг. Идея была моментально подхвачена и вскоре реализовалась в виде бидона браги. В очищенном от хлама огороде неожиданно отыскались грядки с огурцами. То, что они невесть как посеялись и сумели вырасти в зарослях бурьяна, было настоящим чудом. Однако сегодня чудеса воспринимались, как нечто само собой разумеющееся. Вся компания расселась на земле у цветочной клумбы. Первый ковш остро пахнущего напитка единогласно решили поднести новому лидеру. Однако Чубей, как сквозь землю провалился и пьянка началась без него.