Евгений Константинов - Нежелательные встречи, или Барбусы обожают тараканов (сборник)

Когда последний лист сгорел, Павел перешел на правый берег и спустился к воде. Рыбачить лучше было бы ниже по течению, под Ново-Иерусалимским монастырем. Но он сомневался, что до тех мест можно пройти вдоль реки, наверняка, тоже имеются заборы, огораживающие дворцы новоиспеченных буржуинов и доходящие до самой воды.

Здесь, правда, тоже имелся симпатичный омут, в который Павел и забросил поплавочек с тонкой красной антенной. И стал смотреть только на него, чтобы не видеть ни дряхлый, готовый вот-вот обрушиться мост, ни загаженных берегов, ни заборов, ни особняков за ними.

Не клевало, да и река выглядела мертвой — ни всплеска, ни намека на присутствие рыбы. Но Павел вновь и вновь перебрасывал удочку, иногда меняя червя на более свежего, постепенно впадая в некую прострацию и едва ли не засыпая…

Что-то заставило Павла вздрогнуть — не испугаться, нет, но как-то мгновенно взбодриться. Наверное, задрожавший и резко нырнувший поплавочек. Рыболов подсек, и — есть! На другом конце снасти возникла живая тяжесть. Павел вспомнил, что не взял с собой подсачек, который очень бы сейчас пригодился, и стал высматривать место, куда удобнее было бы вывести рыбу.

Кажется, берег чем-то изменился, но заострить на этом внимание не получилось, — отвлек мощный всплеск и окативший рыболова фонтан брызг. Павел машинально вытер лицо рукавом, проморгался и увидел прямо напротив себя выходящую из реки обнаженную девушку. Она смотрела ему в глаза, улыбаясь и в то же время морщась. Почему девушка морщится, сразу стало понятно — из ее левой груди, прямо из соска, насквозь пробитого рыболовным крючком, шла кровь. Так вот, значит, кто оказался его трофеем!

Павел тут же прекратил тянуть на себя леску, которую девушка зажимала в кулачке.

— Извините! — взмолился он. — Аккуратненько выходите, сейчас все будет в порядке. Пожалуйста, не волнуйтесь.

— Я не волнуюсь, Пашенька, — ответила девушка.

— Йордань? — донельзя удивился рыболов, подавая ей руку и помогая выбраться на берег. — Данечка?

— Узнал?

Господи, да как же ее было не узнать!

— Сейчас, подожди секундочку, я тебя освобожу, — пообещал Павел.

Ему самому не раз приходилось извлекать рыболовные крючки из чужих и своих пальцев, плеч, даже из головы — опыт имелся большой. Но чтобы — из женской груди…

— Потерпишь?

— Быстрей уже, — вздохнула она.

Грамотнее всего было бы вытащить крючок, воспользовавшись плоскогубцами, но сегодня такой нужный инструмент, как и подсачек, Павел оставил дома. Пальцами же с маленьким крючочком, жало которого торчало из соска, справиться вряд ли бы получилось с первого раза — а это означало лишние страдания Данечки. Не долго думая, он наклонился, обхватил сочащийся кровью сосок широко открытым ртом, аккуратно смыкая челюсти, ухватил жало крючка зубами, покрепче сжал и резко дернул его на себя.

Получилось. Крючок полностью пробил нежнейшую плоть и теперь болтался на леске, которую Павел тут же перекусил.

— Спасибо, — Данечка вскользь погладила рыболова по голове, а Павел не удержался и вновь припал губами к ее груди, теперь уже не осторожно, а жадно.

— Хватит, Пашенька, хватит, — мягко отстранилась она от него. — У меня уже все прошло, ничего не болит.

— Мне это снится? — спросил он, беря Данечку за руки и сразу вспомнив все подробности первой и единственной встречи с ней…

…Это случилось несколько лет назад, и тоже на берегу Истры. Только тогда рыбу на удочку ловила она, а он пришел на речку с металлоискателем, надеясь накопать что-нибудь ценное. Рыбачка назвала себя Йорданью — именно так величали Истру верующие старушки, в том числе и родная бабушка Павла. А еще Йордань-Данечка сказала, что она-то и есть эта самая река и предложила новому знакомому помощь в его кладоискательстве. Она разделась, велела усесться на себя, и они стали вниз сплавляться по течению — он на ней, как наездник на плывущем коне.

Заплыв закончился напротив скита патриарха Никона, когда карманы Павла вдруг сами собой стали наполняться разными металлическими предметами: гильзами, пробками, подковами, монетами, даже золотыми украшениями. Приключение закончилось тем, что Данечка словно бы растворилась в воде, а он, расставшись с металлоискателем и отяжелевшими рюкзаком и жилеткой, еле-еле, на пределе сил выбрался на берег…

— А прошлая наша встреча тебе тоже приснилась? — улыбнулась девушка-река.

Данечка повзрослела и похорошела, она и раньше была миловидной, теперь же выглядела настоящей красавицей. Или это ему только кажется?

— Пашенька, ты лучше не на меня, а вокруг посмотри.

Рыболов послушался и сразу понял, что берега не просто изменились: от мусора не осталось и следа, словно никогда ни один человек не ронял здесь окурок или фантик от конфеты, не бросал пустые бутылки. Вместо подвесного мостика, который вот-вот развалится, — солидный мост со стальными опорами и деревянным настилом по которому два велосипедиста разъедутся. Поля вокруг — не безбожно заросшие бурьяном, а вспаханы, обработаны. Трехэтажных дворцов, окруженных огромными заборами — словно не было. И в деревушке Никулино не видно ни одного забора, зато домики — один другого краше. А в Ново-Иерусалимском монастыре, сияющим золотом куполами и крестами, красовалась высоченная колокольня.

…Бабушка рассказывала Павлу, что в хорошую погоду с верхотуры колокольни можно было увидеть купола московского кремля. В декабре сорок первого отступающие фашисты дотла сожгли Истру, а весь монастырь: стены, башни, Воскресенский собор, колокольню заминировали и взорвали. Сколько Павел себя помнил, монастырь медленно, но все-таки реставрировали: постепенно восстановили и стены с башнями, и подземную церковь «Константина и Елены», и собор с большой главой и ротондой, но до колокольни руки не доходили, видимо, архитекторы опасались, что даже при современных технологиях не смогут воссоздать то, что сделали простые люди второй половины семнадцатого века, строившие монастырь. И вот, надо же, возвели колокольню!

С противоположного берега, где компания молодых людей жарила на костре шашлыки, и кто-то душевно пел под гитару, донесся заливистый детский смех. А в реке громко плеснулась рыба, и Павел, увидев сразу в нескольких местах расходящиеся по воде круги, вспомнил про свою удочку и что вообще-то пришел сюда на рыбалку. Да, бог с ней, с рыбалкой…

— Данечка, что происходит?

— Ты окунулся на несколько минут в свои мечты, в будущее, в котором хотел бы жить, и которое наступило примерно через полсотни лет.

— Откуда ты знаешь про мои мечты?

— Я же — река, Пашенька, и пепел, который ты бросал в воду, оказался во мне — со всеми твоими мечтами и мыслями.