Мара Брюер - Фанатка

Лея была почти дикой. Она глубоко переживала гибель своей семьи и соплеменников и жалела, что судьба оставила её в живых, совсем одну, беззащитную, среди бледнолицых. Она испытывала к ним отвращение… К каждому… Пока не встретила Джона Кэмпбелла, молодого офицера, назначенного следить за порядком в искусственном индейском поселении. В отличие от Леи, он был светловолосым, зеленоглазым и настолько белокожим, что рядом они смотрелись, как ворона и чайка.

Лея и представления не имела, что за чувство поселилось в её сердце. Она никогда не испытывала ничего подобного. Когда молодой Кэмпбелл заговаривал с ней, она просто убегала и пряталась. Кроме того, представительница индейского народа плохо понимала, о чём он говорил. Английский язык давался ей с трудом. А однажды Джон пришёл и попросил её руки. Для объяснений понадобился переводчик. Его роль сыграл один старый индеец, живший в одном поселении с Леей. Она дала согласие, и молодые поженились. Они прожили долгую, счастливую жизнь…

Это был самый захватывающий момент истории, особенно нравившийся Элис. В семье Кэмпбелл женщины сохраняли фамилию, как дань их прародительнице, посвятившей свою жизнь любви к белому мужчине. Лишь тётка Элис нарушила эту традицию, взяв фамилию мужа.

Анжела не испытывала такого же восторга, как её подруги, и во время пересказа легенды семьи Кэмпбелл всегда клевала носом.

История семьи Анжелы была более традиционной. Власть, стремления, надежды и усилия, характерные для американцев двадцатого столетия, давали свои плоды в виде возможностей, открытых перед новыми поколениями. Куперы и Швиммеры умели управлять и манипулировать, деньги сами лились к ним рекой в ответ на их труды.

Родители Анж развелись четыре года назад, но оставались в хороших отношениях ради единственной дочки. Даже дед Анжелы, отец её матери, старина Дэвид Купер, ради внучки закрыл глаза на боль, причинённую зятем его дочери. Он любил Анжелу больше, чем своих детей – Джейн, мать Анж, и Уильяма, её младшего брата. Анжела была центром вселенной Куперов – Швиммеров. По материнской линии она была единственной наследницей, по отцовской – старшей внучкой, первой, появившейся в нестабильном восемьдесят третьем. Всё крутилось вокруг неё.

– Странно… – взгляд Кристен застыл на лице Анжелы, – странные ощущения, всё тело ломит.

– Не ешь больше пиццу, – пошутила Элис.

– Заткнись, Элис! – грубо оборвала подругу Анжела. – Лизи, позвони Алексу, пусть приедет за Кристен. Идёмте на улицу, там ей будет полегче.

Такие приступы иногда случались с Кристен. К ним все привыкли, но очень беспокоились о её здоровье. Она побледнела и казалась отрешённой. Элис часто обращала внимание на то, что Кристен забывала о теме их бесед и начинала говорить в не свойственной ей манере. И списывала это на переходный возраст.

Пока Лизи звонила отцу Кристен, а Элис расплачивалась за недоеденную пиццу и напитки, Анжела вывела подругу на улицу. Свежий ветер развевал её густые длинные волосы, большие глаза со страхом смотрели на Кристен:

– Что случилось?

В ответ Крис закрыла глаза и простояла так с полминуты, после чего взглянула на Анжелу.

– Не пойму… Ничего не вижу… Не конкретно… – Зрачки Кристен расширились, и она уставилась в одну точку. – Я, кажется, сейчас потеряю сознание… – Она пошатнулась, Анжела с трудом удержала её. – Свет, очень много света, люди в белом… Анж, мне страшно…

– Держись, Крис… Элис идёт! Ей пока рано рассказывать…

– Я испытывала такое… В Лос-Анджелесе… Но это была моя вина… Джин… То утро, каждое то утро…

– Алкоголь? Опять? Это прекратится когда-нибудь?

– Ну, чего ты?.. Женщина, моя больная фантазия… Ты рядом сейчас, и я очень этому рад, – заговорила Кристен, коверкая слова и смотря теперь не куда-то сквозь Анжелу, а прямо в её раскрытые глаза.

– Зачем? – сквозь зубы проговорила Анжела. – Ты не бережёшь себя!

– Если бы кто-то смог заботиться обо мне… как ты… Почему ты не настоящая? Нет, я уверен, что ты существуешь… И я тебя найду…

Анжела не могла ничего ответить, проглатывая слёзы, рвущиеся из её груди, – Элис была в трёх шагах от них.

– Твой папа уже едет. Ты в порядке? – беспокоилась Элис.

– Да-а, Алекс вряд ли поторопится, – съязвила Анж. К счастью, Кристен стояла спиной к Элис, так что та не могла видеть страданий на её лице.

– Я что-то пропустила? – нагнувшись к уху Анжелы, прошептала Кристен.

– Потом… Позвоню из дома… – не нашла другого ответа Анжела. – Обсудим и решим…

– Опять секреты… тайны? – обиделась Элис. – Я вас раскрою!

– Ну что, как ты? – Лизи появилась со стаканом колы из автомата. – Будешь? – она протянула емкость Кристен. – Ванильная… – с удовольствием причмокнула Лизи.

– Нет, газировка только повредит, – скривилась Кристен.

Следующий день в школе оказался невыносимым. Элис ждала ответа на свои многочисленные вопросы, Анжела понимала, что эти ответы пора давать. Она пыталась их сформулировать в голове, тщательно обдумывая, что стоит рассказывать, а о чём лучше умолчать. Действительность казалась непостижимой. Анж и сама не всегда верила, что это могло быть правдой.

На уроке английского задали писать сочинение. И, что ужаснее всего, – на свободную тему. Миссис Салини – женщина преклонного возраста, готовящаяся к пенсии, но невероятно жизнерадостная – любила устраивать такие сюрпризы своему выпускному классу. Последние два месяца до момента, когда эти дети облачатся в мантии выпускников, были в её власти, и она стремилась впитать их молодость, задор, запомнить их светлые, чистые лица. Эта поклонница Шекспира думала о них лучше, чем они были на самом деле. Их проказы всегда находили с её стороны оправдание и защиту перед деканом.

У миссис Салини не было такой беззаботной молодости, как у этих юношей и девушек. Ещё девочкой она пережила страшные годы второй мировой войны в Италии. Никто не знал подробностей, эта тайна всегда витала над учительницей, делая её загадочной. На её некогда симпатичном лице, теперь покрытом не очень глубокими для её возраста морщинами, была отражена мука, многие годы жившая в её сердце. И зависть к этим юным, счастливым людям.

– Итак! Начинаем! Но… одно условие! – сказала миссис Салини. – Я не приму сочинений про эти ваши «привидения»! – В аудитории послышался гул, означавший всеобщее разочарование. – Мои внуки до полуночи делились впечатлениями и подробностями, так что я и сама могу вам всё пересказать.

– Лизи напишет про выходные на ранчо её тётушки Рэйчел, ты, думаю, о Дарси, – растерянно и обиженно на весь свет шепнула Элис. – А о чём писать мне? – В её голосе послышалась паника.