Мара Брюер - Слепое знамя дураков

– Нет, – засмеялась Оля, – она сама рассказывала на занятиях кое-что, да и в Свердловске я о ней многое слышала. Как-нибудь расскажу тебе… – Она чмокнула меня в щёку. – Пойду, помогу Оксане со сборами… И я знаю, что ты обеспокоен моим поведением… То, что я сказала о Нине… Ты же знаешь, что я не желала её смерти.

– Знаю, детка. Мы всё исправим.

– Да, и ещё… Марья Фёдоровна не могла тебе помочь тем утром… Она была под стражей, ожидала решения митрополита за самодеятельность.

– Не переживай об этом, Оленька.

Оля вошла к крёстной, качавшей на руках дочь Дмитрия Громового.

– Ты ещё не готова, Оксана? Я пришла помочь.

– У нас проблема… – ответила Лидванская.

– И какая? Скажи мне, я не стану подслушивать, – пообещала девушка.

Оля подошла к Оксане, сидевшей на кровати.

– Смотри сама!

Лидванская отодвинула край простыни, в которую была укутана Лиля Громовая. На голове девочки были реденькие огненно-рыжие волосы. Оля подняла на Оксану свои выразительные голубые глаза:

– Почему она… такая? И что это значит?

– А то, что она вернулась. И нашла способ добиться любви Мити самым верным способом, – с досадой ответила Лидванская.

Тремя часами ранее рыжая ведьма бесшумно приземлилась на каменный пол:

– Митенька, здравствуй, милый…

– Ты? – Громовой прижался спиной к стене.

– Скучал по мне? А я-то как скучала! – нежно пролепетала она.

– Из-за тебя я здесь. Что ты наделала, Лиза? Стала наложницей Сатаны? Хочешь погубить всех, кто мне дорог? – принялся обвинять её Дмитрий.

– Я лишь хочу, чтобы ты любил меня. И раз уж я не стала наследницей, я добилась особого места при Повелителе. Да, я была его любовницей и стала матерью наследницы. Теперь я неприкосновенна и собираюсь к тебе вернуться.

– Но почему Оля? За что? – прокричал Громовой.

– Ты любишь её, а в твоём сердце должна быть только я, Митенька, – с лёгкостью, как ни в чём не бывало пропела Лиза.

– Ты и есть в нём, – убедительно произнёс Дмитрий, касаясь лица ведьмы.

– Но ведь нашлось место и для другой, – с некоторой грустью ответила она, прильнув щекой к его ладони.

– Я бы поверил тебе, если бы ты была способна на такое чувство, как любовь. Оно светлое, а ты… – инспектор отдёрнул руку.

– Неважно, как называть то, что между нами происходит. Ты хотел избавить меня от этого, а значит, любишь меня.

– А ты насмехаешься над этим, Лиза! – бросил он.

– Такова моя натура, – кокетливо улыбнулась она. – А теперь мне пора, собираюсь вернуться в свет, чтобы присмотреть за наследницей. До скорой встречи, Митенька.

После этих слов рыжая ведьма испарилась, оставив Громового дожидаться полуночи.

Мы стали скитальцами. Я и Клавдия с лёгкостью переносили вынужденные неудобства. Вампирша по ночам охотилась на фрицев, которых было полно в лесу, я же почти постоянно пребывал в волчьем обличье и также предпочитал ночную охоту.

В одну из ночей нам навстречу вышел солдат. На его руках, лице и форме была кровь, и я почувствовал, что он жаждет смерти. Мне раньше не приходилось встречать людей, желающих покинуть бренный мир, не покончив с собой, а ищущих убийцу для исполнения объявленного себе приговора. И вот он стоял передо мной, я ощущал всю его внутреннюю боль.

В эту ночь на небе ярко светил месяц. Было начало сентября. С летом ушла духота, и я чувствовал себя весьма комфортно: от жары не чесалась кожа под толстым слоем шерсти, а сама шерсть не сбивалась в колтуны. Клавдии, конечно, было всё равно, какая стоит погода.

Солдат, увидев ослепительную женщину и волка, возрадовался, что встретил, наконец, тех, кто сможет исполнить его желание. Он сразу понял, что мы не на прогулку вышли. И наверняка догадался, что мы не «дама с собачкой». Он поднял руки вверх, взывая к небу и благодаря… уж не знаю точно, кого.

Я взглянул на вампиршу. Она с интересом разглядывала солдата, не решаясь напасть, пока я не позволю. Я заскулил, показывая ей тем самым, чтобы она пока не приближалась к нему. Клавдия потрепала меня за гриву, я лизнул ей руку. Для нас это означало, что мы будем придерживаться мира с солдатом.

Я обернулся в человека. Мужчина в военной форме вздрогнул, но, взяв себя в руки, сделал шаг нам навстречу, демонстрируя, что не боится смерти.

– Почему ты здесь? Почему хочешь умереть? – спросил я.

– Потому что я не могу жить с тем, что я натворил… Не знаю, как это произошло… Я был на войне и сражался за Родину… Это случилось зимой. Если помните, она была зверски холодной. Моя кожа трескалась от мороза, и окоп казался мне могилой. Нас бомбили фашисты, и смерть уже была совсем рядом… Нас осталось человек двадцать… Может, немного больше… Вдруг надо мной небо разинуло рот, окровавленный пламенем. Оно изрыгало ракеты, и мне казалось, что надо мной летят ангелы с огненными мечами в руках… Божья кара… А потом они исчезли, ночной лес задрожал, и из него вышли демоны и начали отстреливать нас. Один из них огрел меня чем-то тяжёлым, и я упал замертво… Так лежал я, не способный пошевелиться, а из недр земли выполз… змей-искуситель, и лукаво прошептал мне: «Твои дни сочтены, солдат, но я могу даровать тебе жизнь, ты только отрекись…» И в этот момент… Дьявол разомкнул мои уста, и я прошептал: «Да…» Дальше – несколько месяцев как в тумане, пока я не попал сюда. Как будто ветер меня завертел, закружил и принёс сюда. Я не помню, куда и зачем я шёл, я всё забыл… Помню лишь стены, по которым стекает кровь, помню свою руку, нажимающую на курок, глаза мертвеющих солдат… Я убил всех своих, убил фрицев… по пути сюда я убивал. Я пришёл оттуда, где я всех убил…

Месяц освещал его страдальческое лицо.

– Прошу, прошу вас, кто бы вы ни были, окажите мне услугу – убейте меня! – взмолился солдат.

Он опустился на колени, сотрясаемый рыданиями. Мы с Клавдией переглянулись.

– Им овладел бес, – сказал я вампирше, – возможно, Оксана и Гриша смогут помочь.

– Да, но он ведь не сможет забыть о содеянном и всё равно будет искать смерти. Александр, мы голодали несколько дней, а он всё равно, что член Общества. Уверена, многие из них за свой век не совершали столько убийств.

– Но ведь война… – попытался я оправдать его.

– Да, но он убил своих. Александр… – настаивала Клавдия.

– Мы не будем лучше, если… – спорил я.

– Мы не лучше и не хуже, мы голодны, а у нас ещё трое дорогих нам людей, которые не должны пострадать из-за нашей жалости к этому солдату. А у меня слюни текут, когда я на твою Оксану смотрю… И как только подумаю, каким вкусным может быть её брат… Кроме того, если мы его убьём, то освободим его душу.

Её слова в конечном счёте убедили меня.

– Ты права, Клавдия… – согласился я и, повернувшись к стоящему перед нами на коленях и повинно склонившему голову мужчине в военной форме, произнёс: – Солдат, мы исполним твою просьбу.