Таня Вэллинг - Поцелуй крови

— Нет! — Слово непроизвольно вырвалось с моих губ. Я попыталась сесть, но что-то внутри неприятно хрустнуло и дышать стало практически невозможно. — Он ни за что не должен узнать! Пожалуйста! Вы обещали! — Каждое слово отдавалось болью в груди.

Доктор Вебер тут же оказался рядом.

— Не волнуйся! Я обещаю — он ни о чем не узнает.

— Хор… — вместо слов во рту появился противный привкус крови. Я начала хрипеть и задыхаться.

Я не видела, но почувствовала, как при каждой попытке сделать вдох, изо рта появляется пена.

— Элла, держись! — Нина оказалась рядом. — Что с ней, Док?

— Легкое пробито. Сумку, быстро!

Я не слышала, о чем говорил доктор, но Нина его слушалась и не наблюдалось признаков агрессии ни с одной стороны. Хорошо.

Я увидела в руках у Вебера какую-то трубку. Через минуту дышать стало легче.

— Вот так. Умница!

— Спасибо, Питер. — Нина откинула с моего лба влажные от пота волосы и поцеловала меня так, как делала это в детстве.

— Так что случилось? Я имею полное право знать. — Доктор собрал разбросанные повсюду салфетки и разорванные упаковки и выбросил их в мусорное ведро.

— Друмир выследил в Остине.

— Тот самый?

— Да. Он каким-то образом сумел выследить нас.

— Это он сделал? — Он кивнул в мою сторону. — Он мертв?

— Разумеется, мертв.

— Почему он так поступил?

Нина ненадолго замолчала, обдумывая, что можно рассказать, но решила, что правда сейчас важнее всего.

— Дети! Как можно! Всегда ненавидел эту пакость. Друмиры позорят наш род. — Во взгляде Вебера на меня появилось что-то новое, очень смахивающее на уважение. — Спасибо.

Я попыталась в ответ улыбнуться, но лишь хлопнула пару раз глазами. Боль в груди не проходила. Наоборот, с каждой минутой пламя внутри разгоралось все сильней и сильней. Я слышала, как постепенно ускоряется сердцебиение и боль возвращается по нарастающей.

— Док…, - я кое-как дотронулась непослушными пальцами до руки Вебера.

— Что, Элла? Тебе нельзя разговаривать.

— Боль…, - каждое слово, словно раскаленное железо, да еще эта трубка в моей гортани, — … сердце.

Я видела, как доктор с Ниной притихли, явно прислушиваясь к чему-то.

В этот момент, словно невидимая рука сжала мое многострадальное сердце, остановив его на мгновение.

Увидев обеспокоенное лицо отца Алекса, я поняла, что что-то не так, как должно быть.

Он начал что-то отрывисто выкрикивать Нине, одновременно сбрасывая на пол мое одеяло и разрывая на груди сорочку.

Я видела, что он обращается ко мне, но ничего не было слышно, кроме нарастающего шума в ушах.

Я повернулась лицом к Нине — она тоже пыталась сказать мне что-то. Не слышно!

Боль усиливалась с каждым мгновением. Снова болело все тело.

Невидимая рука немилосердно сдавливала последний уцелевший орган и отказывалась отпускать его.

Я видела, как доктор вводит в меня какие-то лекарства, но сомневаюсь, что они смогут помочь.

Лицо Нины постепенно стало обрамляться в черную рамку, которая все расширялась и расширялась, пока полностью не затмила образ моей лучшей подруги.

Наступила тьма.

В последний момент я почувствовала ледяные руки доктора у себя на груди, которые стали давить на и без того раздавленное сердце.

Что он делает? Не нужно! Мне и так больно.

В тот момент я поняла: то, что не удалось сделать ни одному вампиру, ни падению в ущелье высотой с трехэтажный дом — удастся сделать моему сердцу.

Боль распространилась по всему телу, да такая, что я уже и кричать не могла.

Сквозь темноту я услышала голос Алекса:

— Элла, дыши! Только дыши! Ради меня! Ты должна жить! — Перед внутренним взором появилось лицо любимого, и погасло.

Боль и темнота — это единственное, что мне осталось.

А потом ушли и они. Не осталось ничего.