Елена Арсеньева - Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)

— Понятно, само собой! — буркнул Сан Саныч.

Вдруг заорала автомобильная сигнализация.

— Это наш джип, — заволновался Гамма. — Зря мы его на улице бросили. Там все наши вещи, оборудование!

— Ну, надеюсь, нас не обчистят около дома начальника полиции, — усмехнулся Альфа.

— Никто не посмеет! — грозно заявил Сан Саныч. — Но все же, чтоб не думалось, пойдемте вещи заберем, а джип в гараж поставим.

Судя по шагам, все пошли из комнаты.

Валерка снова осторожно высунулся.

Пусто! И планшетник на столе!

Перемахнул через подоконник.

Ага, они оставили компьютер включенным, ура!

По экрану медленно перемещались черно-белые полосы заставки. Валерка осторожно коснулся кнопки пуска — и запись пошла.

Самые страшные сны приходили перед рассветом.

Васька видел себя знаменитым химиком. Он проводил исследования в лаборатории.

На столе перед ним стояли большие и маленькие колбы с разноцветными жидкостями. На некоторых колбах имелись наклейки. Азотная кислота, серная кислота, соляная кислота, кислота с красивым названием «плавиковая», потом еще какие-то щелочи — Ваське было лень вчитываться в названия.

Ему больше всего нравились колбы, на которых названий не было. Все жидкости, которые в них были налиты, Васька сочинил сам. Наливал туда что попало и восторженно наблюдал, как смешивались, кипели, бурлили и даже взрывались разные химические вещества.

Иногда осколки стекла и брызги разлетались по комнате и прожигали стены. Но Ваське все было нипочем! Он был защищен асбестовым серебряно блестящим костюмом. На голове шлем, на руках перчатки, на лице маска. На спине баллон с чистым воздухом. Да пусть тут хоть все взорвется — ему без разницы!

Подопытное существо стояло в углу, прикованное цепями к стене. Делать опыты и наблюдать было интересно!

Польешь подопытного одним раствором — на нем змеятся красные язвы. Польешь другим — он покрывается пузырями, которые немедленно лопаются и из них начинает сочиться сукровица. Некоторые растворы прожигали подопытного, вокруг ран курился дымок…

Огорчало одно: что подопытный в последнее время уже не дергался. Обвис на цепях и висел неподвижно, что ты на него ни лей.

Наконец до Васьки дошло, что подопытного он, пожалуй, прикончил.

Сразу стало неинтересно. Да, тут больше делать нечего! Надо кого-то еще поискать! Собраться, поехать в другое место, построить там новую огромную лабораторию и приковать к стене нового подопытного.

Сказано — сделано! Надо собираться. Сейчас Васька пойдет попьет чайку, потом соберет свои интересненькие растворы — и в путь.

Он начал снимать защитный костюм, но почему-то не мог расстегнуть молнию. И шлем не снимался. И маска не поднималась. И перчатки словно приросли к рукам…

Да весь костюм прирос к телу!

И Васька с ужасом понял, что теперь он будет вечно ходить в этом костюме и дышать не живым воздухом, а тем, который в баллоне.

А там еще есть воздух? Или он кончается? И вот-вот закончится совсем?!

…Васька выдергивался из сна, как из этого защитного костюма. Вокруг уже звенел разноголосый дневной гомон, и он тоже начинал радостно кричать, играл, бегал, радовался, что жив, что все так прекрасно, чисто, свежо, зелено вокруг, все цветет и сияет. И только одна мысль иногда начинала мучить: «Почему мне снится этот сон? Что это значит?»

На экране планшетника Валерка увидел палубу теплохода. В небе висела яркая луна, которая светила почти в объектив. Камера наблюдения давала изображение в синем и белом цвете, отчего фигура высокой, худой женщины с коротко постриженными темными волосами казалась то осязаемой, то призрачной. Лица ее не было видно. Женщина шла, вытянув руки вперед, странно покачиваясь из стороны в сторону.

Вдруг ее изображение зарябило и словно бы уменьшилось.

— Маша, Машенька! Милая! Иди сюда! Я тебя жду! — беспрестанно звучал мужской голос.

Голос исходил из небольшой и довольно утлой лодки, которая качалась у борта теплохода.

Лодка была пуста.

— Милая, иди сюда! — умолял голос.

Вот женщина подошла к трапу с перилами. Вот ступила на него. Покачнулась было, но тут же оперлась на что-то… казалось, что ей протянули руку. Как будто в лодке находится мужчина, невидимый ни для кого, кроме этой женщины, и она опирается на его руку!

Она начала спускаться. Тапочки свалились с ее ног и остались валяться на палубе.

С изображением что-то происходило, правильно сказал Сан Саныч. Камера держала в фокусе лодку, а фигура женщины словно колыхалась. И вдруг… вдруг изображение на миг смазалось, расплылось — и женщина исчезла.

— Сюда, Машенька! — весело сказал мужчина. — Прыгай сюда!

Лодка легонько закачалась на воде, словно в нее кто-то и в самом деле прыгнул.

Однако там по-прежнему никого не было видно! Лодка была пуста! Только вроде бы тряпки какие-то появились на банке. Как будто скомканный халат, что-то еще… Впрочем, эти вещи видно было очень плохо.

— Вперед, — сказал мужчина.

Лодка сама собой повернулась и стремительно заскользила по воде. Однако в тот миг, когда она разворачивалась, камера взяла ее крупным планом.

— Ой… — невольно вырвалось у Валерки.

По обе стороны носа были нарисованы глаза: справа открытый, слева закрытый.

Да ведь это… да ведь это же лодка Юрана!

Урана…

Дрожащий палец Валерки скользнул по экрану, и пошла новая запись. Сначала это было дробящееся изображение географической карты, какое можно увидеть при съемках со спутника. Потом оно приблизилось, выросло — неровное, угловатое, но узнаваемое. Какая-то лодка двигалась по реке против течения. Встречный ветер гнал волну и пригибал деревья на берегу.

Картинка увеличилась. Теперь было видно, что в лодке, идущей против течения, нет ни паруса, ни весел, ни мотора. В ней во весь рост, сложив руки на груди, стоял светловолосый юноша в черном комбинезоне.

Изображение приблизилось, и Валерка узнал Юрана. Камера показала нос лодки: два нарисованных глаза: справа — синий, закрытый, слева — зеленый, открытый.

— Что? — невольно сказал Валерка. — Но ведь…

Он не договорил.

Дверь распахнулась. В комнату ворвался Сан Саныч.

Валерка съежился, представив, какая буря гнева сейчас на него обрушится.

Однако на лице дядьки не было ни гнева, ни даже раздражения. На нем был написан истинный ужас!

Одним прыжком Сан Саныч оказался рядом с Валеркой, схватил его за шкирку и буквально выбросил в окно, словно котенка, сделавшего лужу на обеденном столе.

Валерка приземлился так весомо, что чуть не взвыл от боли. Но онемел, когда Сан Саныч — с тем же выражением ужаса на лице — высунулся из окна и пробормотал:

— Беги к себе! И не высовывайся! Иначе…