Елена Арсеньева - Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)

К острову подошли еще до рассвета и постояли, пока легкий утренний туман, совершенно не похожий на вчерашний, непроницаемый, не рассеялся и не открылся берег.

Почти сразу от воды начинался пологий ласковый пригорок. Тихо там было, трава еще сверкала росой. Малиновые стрелы иван-чая стремились к небу. Где-то далеко и высоко вразнобой позванивали птичьи голоса.

— Кра-со-та… — невольно проронил Гамма, но Альфа сурово качнул головой и упрятал подбородок в ворот.

Всех знобило — от недосыпа, от сырости речной, от предрассветного холодка, от смутного беспокойства какого-то, которое все трое тщательно таили друг от друга, но от себя-то его укрыть было невозможно, как ни старайся!

Проплыв еще немного вдоль берега, нашли развесистые тальники и под их ветвями укрыли лодки, надежно их зачалив. Потом выбрались на сушу и еще какое-то время стояли, настороженно вглядываясь в зеленую бархатную завесу леса.

Больше они не обменялись ни словом, не решались даже курить.

— Интервал пять шагов, максимум внимания! — шепотом скомандовал Альфа и двинулся вперед. Остальные направились за ним, след в след.

Тишина, тишина…

И вдруг резкий ветер колыхнул траву. Это была воздушная волна, а вслед за ней из глубины леса внезапно взвился в поднебесье хор поющих, играющих звуками голосов!

Они то приближались, то удалялись, то пригибали к земле травы, то заставляли их вздыматься и трепетать в унисон песнопениям нечеловеческим, а может быть, даже и неземным. Но в их радужных переливах неожиданно проступили, ошеломляя, слова:

— Вера! Вера!..

— Вот оно! Началось! — хрипло выдавил Альфа.

Люди рухнули наземь, будто под обстрелом, уткнувшись в тяжко пахнущую траву, не смея поднять голову, пока не отгуляло над ними это рассветное многоголосье, совсем не похожее на обычные птичьи распевки. И даже мгновенный дождь, упавший с неба и стремительно исчезнувший, не заставил их шевельнуться.

Они долго так лежали, пока не утихли небеса, поющие на все лады. Да и потом, наверное, с полчаса не могли заставить себя встать.

Наконец, стыдясь своего оцепенения и страха, кое-как поднялись на ноги.

В эту минуту деревья впереди расступились, и на тропу вышла женщина.

На ней было просторное платье, вернее какой-то балахон, слишком свободный для ее высокой, тонкой фигуры. Волосы, светлые, выгоревшие чуть не до белизны, были заплетены в косы и уложены вокруг головы короной.

Она приближалась неспешно, слегка касаясь рукой стволов, и вокруг начинали звучать негромкие голоса, как будто она колоколов касалась.

Наваждение, конечно!

Наконец женщина остановилась неподалеку, опустив руки и чуть склонив к плечу голову. Солнце едва проникало сквозь кружево ветвей, и все вокруг казалось зеленоватым. И даже какой-то зверек, похожий на зайца, выскочивший было на тропу, но сразу прянувший в кусты, тоже показался зеленым!

Приезжие настороженно молчали, но наконец Альфа заговорил:

— Здравствуйте, мы приехали задать вам и вашему сыну несколько вопросов.

Она молча обвела взглядом всех по очереди, и каждый, встретившись с ее спокойными, очень светлыми глазами, вновь, как удар ветра, ощутил сумятицу цветочных вздохов, трепет трав, суету листвы на деревьях…

— Чего молчите? — торопливо сказал Альфа, чтобы развеять эту муть. — Хоть бы поздоровались.

У нее и ресницы не дрогнули.

— Может, она глухая? — спросил шепотом Бета.

— А леший ее знает, может, и глухая, — пожал плечами Гамма. — Будем надеяться, что хоть сын не глухой и не немой.

— Сын говорить умеет! — кивнул Альфа. — Кто ж еще там, в лодке, соловьем разливался? Надо будет, конечно, экспертизу голоса провести, но… Эй, вы куда это?

В ответ на слова Альфы глаза женщины вспыхнули, потом она резко повернулась и пошла прочь. Она уходила, а в лесу ощутимо темнело, как будто в такт ее шагам постепенно гасли какие-то зеленые свечи, и вот меж деревьев уже сгустилась тьма.

— Стойте! — грозно возопил Альфа, но женщина только раздраженно отмахнулась — и, словно повинуясь этому жесту, из травы вдруг прянула мошкара! Шевелящаяся серая завеса скрыла высокую фигуру — и обрушилась на людей.

Валерка приоткрыл один глаз — и не поверил ему.

Для надежности приоткрыл второй глаз…

Либо и этот врал, либо электронные часы телевизора и в самом деле показывали одиннадцать.

Да, крепко же спал жаворонок Валерка Черкизов!

И уснул одетым. И телевизор не выключил. Диск торчал из дивидишника, будто насмешливо высунутый язык.

Валерка сбегал в ванную, потом прошмыгнул на кухню под аккомпанемент алчного бурчания в животе. Поел вчерашнего неиссякаемого пирога, выпил чаю.

В доме стояла тишина. Или все уехали, или все спят.

Вскоре выяснилось, что и уехали не все, и не все спали. Судя по тому, что в доме не оказалось гостей, а под окном — их машины, уехали именно они. Зато на диване в гостиной обнаружился Сан Саныч, спящий столь крепко, что Валерка долго не мог его разбудить.

— Это же ужас, — жалобно стонал спустя полчаса Сан Саныч, с трудом пересев на стул и вливая в себя чашку за чашкой крепчайший кофе, который еле успевал подавать Валерка. — Это же ужас… Наверное, они, эти секретные товарищи, особую тренировку проходят, как пить. Или, может, таблетки такие специальные принимают, чтобы не пьянеть… Я уже лыка не вязал, а они — как стеклышки. Даже не заметил, как вырубился. Видать, они меня разбудить не смогли и сами уехали. Ах, неладно… Неладно!

Тут Сан Саныч взглянул на часы — и едва не свалился со стула, на котором и так с трудом удерживался.

— Что?! Двенадцатый час?! А они еще не вернулись? Собирались быстро управиться. Что-то не так пошло?.. Надо позвонить!

Он набирал то один, то другой, то третий номер, но телефоны Альфы, Гаммы и Беты молчали.

— Может, пора ехать выручать? — пробормотал Сан Саныч. — Или подождать? — Он с тоской покосился на покинутый диван. — Ладно, еще полчасика покемарю — потом посмотрим.

И, вновь перебравшись на диван, замер.

Валерка убрал со стола, послонялся по комнатам и в кабинете Сан Саныча нашел несколько листовок с Ганкиной фотографией и надписью: «Разыскиваются те, кто знает эту девочку». Ганка на фотографии почему-то помладше выглядела, будто ей лет восемь всего, но все равно была очень хорошенькая.

Валерка немножко на нее полюбовался. Потом взял один плакатик и осторожно унес к себе в комнату. Сложил и спрятал в книжку, которая лежала в дорожной сумке.

Очень хотелось сбегать на берег, к Ганке, но было страшно. Страшно наткнуться на Юрана!

Еще Валерке очень хотелось сейчас оказаться дома — в Нижнем. Но рейсовый автобус отправлялся от Городишка в семь утра. Он уже далеко! Конечно, есть еще проходящие, если проголосовать — обязательно возьмут, но… Как Сан Саныча бросить? И опять же — вдруг пойдешь да на Юрана наткнешься?