Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1

На минуту Кате померещилось: мягкая мебель ожила и вздумала переменить позу. Покрывало меховым оползнем скатывалось с плеч огромного мужчины, толстого настолько, что тело его в лежачем положении равномерно растекалось по поверхности тахты, словно наполненный водой воздушный шар. Когда толстяк уселся, опираясь спиной на подушки, и тело, и даже лицо его приобрели грушевидные очертания — складки жира, тесня друг друга, устремились вниз. Вниз, в землю, подумалось Кате.

Словно в ответ на эту мысль мужчина улыбнулся Катерине, ласково сощурив глаза, неожиданно грациозным движением поднял руку толщиной с кабанью ляжку и поманил Катю пальцем. На каждом пальце поднятой руки, включая большой, красовалось по перстню и самый маленький камень в самом скромном из перстней был крупнее грецкого ореха. Камни взрывались искрами, будто карманный фейерверк, гипнотизировали, притягивали.

— Не подходи… — на краю гаснущего сознания пискнула Наама. Катерина, слушая, но не слыша, сделала несколько шагов и, повинуясь движению руки, похлопавшей по покрывалу, присела на тахту.

— Умная девочка, — заурчал голос, похожий на мурлыканье сотен, тысяч Тайгермов, на далекий рев водопада, на гул весенних гроз за горизонтом, — умная, хоть и робкая. В землю, говоришь? В нее, в нее. В грязь, в чернозем, в глину… и даже в песок. Ты не представляешь, сколько соков нужно земле, чтобы ожить. Так что на Бельтейн я всегда немного набираю — про запас. Раздобреваю и добрею. А к Самайну становлюсь худым и злобным, бу! — Толстяк, скрючив пухлые пальцы и выпучив глаза, показал, сколь ужасным он становится к Самайну.

Катя расхохоталась детским захлебывающимся смехом. От незнакомца исходило ощущение игристого, бездумного счастья, во всех проявлениях, от блаженной лени наркомана до кровавого веселья берсерка — непонятно, как все они уместились в тесной человечьей душе. Катерину буквально распирало от чувств, которых она никогда не испытывала — ни шлепая в детстве по лужам, ни целуясь с Игорем под школьной лестницей, ни прижимаясь щекой к макушке новорожденного Витьки… Не было в Катином словарном запасе определения тому, что исходило от толстого бога, чем он обнимал ее и удерживал, точно бабочку, замлевшую под лаской солнечного луча.

В ответ на подаренное счастье хотелось не «спасибо» сказать, а сделать нечто особенное, капитальное. Например, принести себя в жертву. Если бы Кате сказали, что ее кровь пригодится божеству для ножных ванн, она бы с радостью вскрыла себе вены.

Видимо, Катин демон знал, как действует на человеческую психику аура бога плодородия. И пытался остановить свою хозяйку, не ведая, выдержит ли ее разум напор весеннего буйства, припасенного богами для Бельтейна.

От смертельных глупостей Катю спасла Апрель. То есть не сама Апрель, а исходящее от нее безумие, тонким ядом отравляющее умы. Будь Катерина в своем уме, стала бы она воровать в магазинах? Да никогда в жизни. Мысль о позоре, которым неминуемо закончится приступ клептомании, сковала бы Катю не хуже кандалов. Однако с благословения Апрель, разжигающей искру безумия в настоящий пожар, Катерина, для которой вранье по мелочам было пределом дозволенного, решилась на кражу.

Краденый-то коньяк и уберег Катин рассудок. Пока Катерина сотрясалось от хохота, рука ее, словно бы отдельно от тела, заползла за голенище и достала оттуда… нет, не магазинный «сабонис» пятизвездочного (ужасно мешавший при ходьбе, хотя доставать его из сапога при Апрель было стыдно), а старинную металлическую флягу, изрядно помятую, со стертым клеймом, зато с крепкой, надежной пробкой. Пробка вышла из горлышка с таким душевным звуком, что Катино тело, теряющее связь с реальностью, на секунду замерло, прислушиваясь. Секундным промедлением воспользовалась рука Катерины, направляемая вовсе не своей законной владелицей — воспользовалась и опрокинула Кате в глотку целый поток жидкости, темной, точно патока, и горькой, точно хина.

— О! Черный ром! — воскликнул толстяк, простирая длань в сторону фляги. Катерина с радостью вручила свою добычу богу плодородия. Хозяин Бельтейна, единым духом осушив литровую емкость, гулко вздохнул: — А-а-а! Отличный аньехо… Спасибо, маленькая.

Катя ни словом не возразила на подобную характеристику (даже из кокетства), только кивнула.

— Ты что-то спрашивала про Тайгерма? Где-то тут наш бездельник… — певуче произнес толстяк. Катино сознание, хватившее рома аньехо, отозвалось на упоительный голос лишь слабым трепетом нервов. — А вот и он. Тайгерм, поговори с девочкой.

— Ну ты сильна-а-а… — изумился кот, взлетая на необъятные колени бога. — Верней, обе вы хороши — что ты, что Наама. Великая тебе мошенница досталась, воистину мать обмана. На пять ходов вперед просчитывает, с нею и богам не грех потягаться! Ишь, протрезвляющим тебя обеспечила…

— Эт-то р-ром, ш-ш-што ли, пр-р-р-ротр-р-р-резв-в… в-в… в? — пролепетала Катерина, покачиваясь от усилий.

— Конечно! — энергично кивнул Тайгерм. — Немногие после встречи с Беленусом еще разговаривают! И выживают немногие. Вы молодцы. Да знаю я, что ты старался молчать, знаю! — махнул кот лапой на толстяка, состроившего жалобную физиономию. — Ну, не утерпел. Луна уже взошла, скоро выйдешь к гостям — тогда и говори сколько влезет. Когда его мощь на всех разделена, — снова обратился кот к Катерине, — ее вполне можно выдержать. А лицом к лицу только я справляюсь. Мою грусть-тоску так просто не размыкаешь…

Рука Беленуса опустилась на спину коту, лишь слегка коснувшись шерсти — и Тайгерм упал, словно все его четыре лапы внезапно подкосились.

— Но-но… — прохрипел он, глотая воздух. — Без шуток, старина! Оставь немного на долю человечества.

Толстяк ухмыльнулся и новая волна счастья затопила-закружила Катю радужной каруселью. Очнулась она от того, что Апрель и какая-то худая женщина с морщинистым лицом вели ее под руки следом за Беленусом. Толстый бог плодородия, будто живая туча, с невероятной легкостью скользил по коридору и за его спиной мрачное ущелье расцветало райским садом. Гости, раньше похожие на тени, оживали на глазах: слышались голоса, звон бокалов и музыка, по коврам, напоминающим зеленый мох, усыпанный первоцветами, закружились странные пары — крестьяне в вальсе обнимали аристократок, монахи сливались в танго с куртизанками, бретеры отплясывали самбу с коровницами… Катерина помотала головой, приходя в себя.

— Очнулась? — ласково спросила Апрель. — Выпьешь? — И богиня безумия протянула Кате бокал с напитком, по виду — расплавленное золото. Катерина с опаской приняла напиток из рук новой знакомой. Она уже поняла: подношения богов и демонов никогда не бывают случайными.