Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1

— А ты узнала, что может Глаз? — Ма, похоже, не интересовалась биографией воровки, мечтавшей стать леди. Да и чем там было интересоваться? Сотни подобных Кэт на памяти Мамы сгинули в ослепительной синеве Кариб. Глаз бога-ягуара был важнее мириадов Китти.

— Узнала, еще как узнала. — Шлюха с Нью-Провиденса (надо же было с такой помпой покидать пиратскую бухту, чтобы на выходе из нее заработать кличку, всех оповещавшую, кто ты и откуда!) с ядовитой улыбочкой достала из кармана камень цвета янтаря, но достоинством неизмеримо выше. — Стоило мне ступить на борт — и такелаж начинал гнить, в бочках портилась вода, а кок подхватывал сифилис. Откуда мне было знать, что виноват камень, а не моя убогая судьба? Твоя бедная Китти металась по морям, словно крыса, несущая чуму, вечно убегая от чьего-то гнева и мести. А потом нашелся тот, кто раскрыл мне имя камня. Я слышала, ты меня искала, Ма? Точнее, ты искала Глаз? Зря. Ты упустила нас обоих в тот миг, когда решилась на пари.

Кэт вспомнила самое начало истории. Обычное «утро» в веселом доме: в третьем часу пополудни дюжина «графинь» и «маркиз», глухо кашляя, постанывая и отдуваясь, спускаются к завтраку. Некоторые, несмотря на одуряющую жару, зябко кутаются в шлафроки, но большинство сидит за столом в пропотевших рубашках, угрюмо заталкивая в себя стряпню поварихи-негритянки. На следующий день после попойки непременно подавали рагу или ватапу [6] Пюре из рисовой муки с мясом, рыбой или креветками — прим. авт. с пальмовым маслом денде. В пестром месиве угадывались остатки вчерашних закусок, хорошенько промаринованных и щедро заправленных жирным соусом. В один из таких дней, липких от пота и жира, умирающая от чахотки злая кастиска [7] Кастисами и терцеронами в XVIII века называли детей, рожденных от метиса и метиски — прим. авт. Бонита, с отвращением глядя в тарелку, произнесла:

— Чтоб тебя бог-ягуар сожрал, Абойо! Лучше есть вчерашние остатки, чем сегодняшние помои.

Кэт, росшая, как и все жители Нью-Провиденса, среди сквернословия и ханжества, живо заинтересовалась еще одним языческим богом, чьим именем можно ругаться, не рискуя получить по губам за богохульство.

— Кто такой бог-ягуар?

В ответ Бонита глянула на девчонку с лютой ненавистью, будто хотела проклясть и ее. Кэт это не отпугнуло. Она знала, что доброй кастиска становилась к ночи, когда ром-миротворец укрощал ее дикое индейское сердце. И тогда пьяненькая Бонита рассказала белой соплячке о божестве древних сапотеков, [8] Индейский народ в Мексике. По религии формально — католики, но сохраняют традиционные верования — прим. авт. держащем на плечах землю, чей голос — горное эхо, чье дыхание — облака над вулканами, чей взор убивает любое существо, вещь или мысль, которой коснется.

— Однажды Питао-Шоо и его друзья — Питао-Сих, бог неудач, и бог примет Питао-Пихи… — бредила кастиска, обдавая Кэт перегаром, — создали камень порчи… Каждый вложил в камень частицу себя. Питао-Шоо возгордился живой силой, заключенной в мертвый камень… И тогда бог-ягуар вынул собственный глаз и вставил в глазницу этот камень. Эх, мне бы его… хоть на день… Чтобы весь этот город… весь этот проклятый город… в преисподнюю… — Дальше можно было не слушать. Из уст Бониты, словно бешеный лахар, [9] Грязевой поток на склонах вулкана, состоящий из смеси воды и вулканического пепла, пемзы и горных пород — прим. авт. потекла площадная брань.

Впрочем, россказни индейцев, живущих на другом краю земли, не заинтересовали Кэт. В те годы она лелеяла мечту — яркую, точно любимец пиратов, попугай котика. Кэт жаждала выбраться из дешевого заведения в дорогое и принимать по вечерам не грубых моряков, а щедрых землевладельцев, солидных купцов и вальяжных аристократов. История про камень порчи, заменивший богу-ягуару глаз, превратилась в сказку, вспоминавшуюся лишь иногда, когда с губ Кэт слетала фраза «У нее не глаз, а камень порчи!» Слова, что познакомили ее с Мамой Лу.

На тот момент Кэт понятия не имела, отчего владелица самого богатого борделя, где все девушки красивы, обучены манерам, умеют читать и писать, знают несколько языков (и не ругательства, а умные слова для бесед с приличными кавалерами), берет к себе невзрачную худышку, не пользовавшуюся спросом даже в восьмилетнем возрасте, когда самые неказистые девочки обогащают своих хозяев. Встретив голодную и промокшую Кэт, в очередной раз вылетевшую из заведения прямиком на панель, Мама Лу отвела ее к себе, накормила и целую ночь расспрашивала. Ма искала следы везения в судьбе девчонки, появление которой ей напророчили духи. Не нашла — и осталась довольна. Именно такое, задавленное жизнью существо ей и требовалось.

Мама Лу сделала для Кэт то, чего не сделали для девчонки собственные родители: она наполнила жизнь малолетней шлюхи надеждой. Ради Ма Кэт была готова убивать, а от нее требовалось только красть. Кэт не была ни ловкой, ни удачливой. Ей по-прежнему не везло, она постоянно попадалась, но, как ни странно, жажда угодить Маме не угасала от неудач. К тому же Ма в нее верила.

И однажды, услышав от Мамы Лу панегирик желтому бриллианту, украшающему шею любовницы губернатора, Кэт поклялась его «стырить».

— Ты не отличишь желтый бриллиант от янтаря, девочка! — засмеялась Ма. — Разве что янтарь будет зеленый или синий.

— Ма! Поверь! Если я в чем и понимаю, то в камнях! — с жаром воскликнула Кэт. Ма звала ее Китти. День за днем дурочка Китти уговаривала Маму Лу позволить ей украсть алмаз. А на деле это Ма день за днем растила в Кэт безумную, самоубийственную идею об ограблении всесильной губернаторской пассии. Убеждала, возражая.

— Нас обеих зарежут в собственных постелях! — говорила Ма, широко распахивая свои ясные глаза цвета выгоревшей травы. — Оскорбить такую женщину и остаться в живых не удастся. Хочешь пари?

От каждого «мы», произнесенного Мамой Лу, у тебя слезы на глаза наворачивались, Кэт. Надо же, Ма готова участвовать в твоем предприятии! Ма считает себя твоей подельницей! Ма готова пожертвовать тобой, как пешкой…

От подобного доверия ты больше, чем когда-либо, захотела добиться успеха. Когда очередная бессонная ночь принесла тебе готовый план (еще более нелепый, чем предыдущие), ты едва утерпела, чтобы не скатиться по лестнице вниз, на второй этаж, в комнаты Мамы, и не испортить ей утро очередным дурацким замыслом. Ты дотерпела до самого вечера. И гордо объявила, что знаешь, как обворовать губернаторскую кралю.

Как же смеялась Ма над твоими фантазиями! А потом, шаг за шагом, подвела тебя к краю. К мысли: ты должна отдать камень Маме Лу и скрыться с глаз, уйти за горизонт. И никогда больше не возвращаться в единственный город, который ты знала. К единственному человеку, который был к тебе добр. Но ты и тогда не понимала, что с тобой творит любимая Мама Лу. Ты была как мошка в паутине, не знающая, что будет потом. И существует ли оно, это «потом».