Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

Надо позвать Мерути, решила она. И позвала, просыпаясь. Открыла глаза в полумрак и замерла, ощущая ладонью прохладную плоскую голову.

— Мерути, — повторила в тишину, тихо садясь на постели. Брат не отозвался, она слышала, как он сопит и время от времени бормочет во сне. И снова в её руке шевельнулось, тыкаясь, как маленький щенок. В комнатке не было темноты, из щелей, покачиваясь в бледном свете стоящего в зените Еэнна, плыли зелёные светляки, и Оннали засмеялась. Они пришли, как приходят каждый год к тем, кто проснулся ночью, чтобы сказать без слов — время дождей подошло к концу. Утром яркий лес закивает мокрой листвой, роняя с веток множество капель. И на них будут радуги.

Она посмотрела вниз, на свою руку. И ни капельки не удивилась, увидев устроившуюся в ладони расписную змеиную голову. Проследила глазами за извивами длинного тела, улёгшегося кольцами на постели.

— Ты пришла ко мне?

— Приш-шла…

— Из города? Ты очень красивая…

Змея скользила по её ноге и бедру. Оннали жмурилась от удовольствия. Она знала, знала, что это будет вот так — мягко и радостно, так же, как бывало очень давно, до неё, до нынешних времен. Откуда взялось это знание? Оно просто приснилось, предположила, поворачиваясь, чтобы змее было удобнее скользить по телу.

— Город ждёт тебя, Оннали, — голос шелестел в голове, ласково щекоча виски изнутри, — нам пора, Оннали, ты идёшь? Ш-шь?

— Я не могу до утра, — прошептала она гостье, подставляя вторую руку и переливая длинное скользящее тулово из одной ладони в другую, — вход закрыт оберегом до самой Айны, потому что — Еэнн, первая его ночь с нами.

Тело змеи заскользило от рук и постели, охватывая запястье девочки кончиком хвоста.

— Чуш-шь, пус-стяки, Оннали. Иди…

— Ой, — светляки, покачиваясь, осветили дырку в стене среди раскиданного хлама. Оннали засмеялась, увидев. Какой хороший у неё брат: позаботился, чтоб можно было выйти!

— Тиш-ше…

— Да, да. И Мерути придёт? Со своей лашаттой?

— Он ждёт тебя, — повторила змея, свиваясь кольцом возле дыры и вытягивая голову на напряжённо стоящем тулове.

Оннали нашарила лежащую в изголовье праздничную тайку и, встав, обернулась в неё, закалывая нарядными деревянными шпильками. Встав на четвереньки, полезла в узкое отверстие, бережно придерживая тайку рукой и нагибая голову, чтоб не цепляться волосами за жерди. Змея плавно скользнула следом.

В родительской спальне Меру проснулся резко и тяжело. Может быть, упала с дерева сухая ветка… Он лежал и смотрел на водоворот пограничных светляков под балками крыши. По их валкому ходу было видно, откуда идут тихие сквозняки, неощутимые телом. Сколько раз во взрослой жизни просыпался Меру в первую ночь Еэнна смотреть на шествие зеленого света? И всё время рядом была его Онна. Совсем молодая, спящая, разметав руки, и её колено давило ему поясницу, а он не хотел повернуться, терпел. И потом лежащая на спине с запрокинутым, как во время любви, подбородком, с горой живота. Меру клал руку на её огромный живот и слушал ладонью, как там внутри бьёт пяткой его сын. После не выдерживал, поворачивал неуклюжую Онну к себе спиной и входил, придерживая живот руками. А поверх, меняя путь от каждого его движения, плыли светляки и освещали нос Онны, закрытые глаза Онны, волосы Онны.

Он сморщился. Завтра вода начнет уходить в реку и откроются тропы. И что же ему, самому лучшему охотнику? Бегать за женой и дочерью, хватая их за подолы? А кто поведёт мужчин на первую охоту в новом лесу?

Меру следил за танцем светляков и вдруг замолчал внутри, как на охоте, сосредоточился на том, что перед ним. Зеленые зыбкие огни выстраивались непривычной дорожкой, толпились у балки и обтекали её. Тускнея под крышей, ускользали в щели. Туда им и дорога. Но никогда раньше они не выбирали себе такого пути.

«В твоем доме в первую ночь Еэнна, охотник, открыта дверь»…

Меру поднялся тихо, будто он растущее в лесу дерево. Неслышно подошел к дверному проёму спальни и встал за плотным занавесом. Разленившийся за время дождей слух не хотел ловить крошечных звуков, и Меру злился, напрягая мозг. Что там, правда ли шевельнулось, перекатилось, зашуршало? Или это просто дети спят?

Он старался не думать, почему не идёт из спальни в свой дом, знакомый ему до последнего колышка в стене. Наконец, почти перестав дышать, услышал. Тихо говорила с кем-то его дочь. Засмеялась, спрашивая. «Наверное, шепчутся с братом», — сказал себе Меру. Но оглянулся — светляки за его спиной продолжали собираться возле балки, закручиваясь.

Тогда охотник приподнял край занавеси и вышел к потухшему очагу. Вдоль стены прокрался к двери в комнатку детей. И встал сбоку, стараясь дыханием не шевелить отошедший край занавеса. Оннали уже не говорила. Слышались тихие шаги, звук от передвигания по полу небольших предметов. Вот стукнула чем-то, ойкнула, еле слышно рассмеялась. И снова только дыхание осталось в его ушах.

Он качнулся к двери, не отрывая от пола широких ступней. Пальцем поддевая край занавеси, медленно отвёл, одновременно стараясь сразу острить взгляд по свету комнатки. И увидел, как исчезает в разобранной стене край яркой тайки. Что-то шевельнулось рядом с мелькнувшей ногой дочери, и Меру сглотнул, увидев стоящую на длинном тулове змею. Покачивая плоской головой, змея рассматривала его неподвижными глазами. Открыла и закрыла пасть, мелькая плёткой языка, еле видной в полумраке. Не торопясь, стекла к полу, сворачиваясь кольцами, и устремилась за девочкой в неровную черноту дыры.

Меру открыл пересохший рот, чтобы крикнуть. На ватных ногах вошёл в детскую, путаясь плечом в занавеске. Краем глаза увидел спящего сына. Нагнулся к дыре и понял: туда ему не пролезть, придётся разламывать стену. И, выпрямившись, прислонился к небольшому окошку, затянутому частой решеткой из звериных жил. Через мутные клетки увидел красный силуэт Оннали и вокруг неё — змеиные тулова, скользящие по отсыревшему дереву мостков. Вились вокруг босых ног, стояли, касаясь опущенных рук, переливались через кривые перила к воде и снова появлялись на плотно сбитых жердях. Охотник вцепился руками в край окна и закрыл глаза. В его голове снова возникла Онна. Лежала, раскинув руки, белея нежной кожей у локтей и под грудью, вольно разомкнув ноги с полными длинными бедрами. Его женщина. В которую он сотни раз входил, как нож входит в мякоть спелого плода, разваливая его надвое.

Открыл глаза. Стоявшая в ночи Оннали, дочь охотника Меру, обернулась, движением матери запахивая тайку на груди. Посмотрела в частый перёплет окошка, но не увидела ничего. Улыбнулась, опуская руку с раскрытой ладонью, и пошла от дома. Меру, содрогаясь, увидел, как скользнула в ладонь плоская голова ползущей следом змеи.