Виталий Вавикин - Вендари. Книга вторая

– Гэврила? – снова неожиданно и как-то зловеще оживляется старый какаду.

– Почему их должно заинтересовать убийство Гэврила? – спрашивает Мэйдд.

Рада улыбается.

– Говорят, молодая поросль началась с него, – говорит она, и какаду в клетке неожиданно издает громкий, режущий уши крик, словно требуя дать ему спокойно поспать.

– Чертова птица, – бормочет Макс Бонер, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Седьмой век нашей эры. Балканский полуостров. Склон горы Юмрукчал. Семья славянских переселенцев во втором поколении. Старик Валес сидит у очага. Ночь спускается на горы. Скоро начнутся снегопады. Беззубый старик поддерживает огонь. Внуки притихли. Старшего из них, мальчика, зовут Джэвор. Его мать умерла месяц назад во время родов четвертого ребенка. Он помогал отцу копать могилу. Отца зовут Притбор. Он старший сын старика Валеса. Теперь, когда мать Джэвора мертва, о детях заботится сестра Притбора – Мокош. Остальные дети старика Валеса ушли, пожелав жить в поселении, а не отдельно, скрыто от людей. Старик смотрит на огонь. Когда-нибудь уйдет и сын Притбор. Он молод и ему нужна женщина. Как нужен мужчина его дочери Мокош. Но старик знает, что сам он останется в этом доме. Даже если его покинут все дети и внуки, он все равно останется, потому что с этим домом связано слишком много воспоминаний. Потому что он любит эту монолитную бессмертную гору, в плоти которой он построил свой дом.

Клодиу почувствовал запах этих жизней издалека. Новая жизнь, которая пришла в древние земли. Чужаки, но, видит бог, если они будут с таким усердием удобрять эту землю своими костями, то рано или поздно она станет по праву принадлежать им. А ведь еще недавно здесь находилась Фракия. Еще недавно здесь звучал греческий язык и правила Римская империя. Клодиу грустит по этим временам. С падением великой империи, кажется, что-то рухнуло и внутри него самого. Какая-то часть разума, часть цивилизации. А ведь он любил этот павший мир. Он мечтал, что будет расти вместе с этим миром, который пытался восстать из вечных руин хаоса жизни. Клодиу тоже надеялся, что сможет расти, уходить от своей природы.

Во время чумы, выкосившей население империи, он смог не питаться людьми долгие месяцы. Иногда это сводило с ума, но в эти моменты он выходил на улицу и осушал тех, кто был уже так плох, что сам просил забрать у него жизнь. Зараженная чумой кровь приносила боль. Клодиу возвращался в свои покои и долгие дни боролся с горячкой. Потом приходили дни самоконтроля и трезвости. Дни понимания жизни, ее ценности.

Собственная жизнь и духовный рост напоминали Клодиу рост империи, которая сначала просто завоевывает то, что ей нужно, считая себя владыкой мира, но затем, уже при Вергилии, осознает свою власть и силу, принимая на себя обязанности миротворцев. Идея мира становится идеалом. Об этом говорят Плиний и Плутарх, с которыми Клодиу лично знаком. Империя становится якорем, который сдерживает дикость и анархию, совмещает те вещи, которые прежде казались несовместимыми…

Но потом империя затрещала по швам. Молодой мир обжегся, но вместо того, чтобы отдернуть от огня свою детскую руку, вошел в костер тщеславия и вспыхнул. Если бы Клодиу мог умереть, то он предпочел бы прекратить свое существование вместе с империей. Но он не мог. Оставалось скитаться от дома к дому и будоражить людей дикими историями, которые почему-то никак не хотели забываться.

Уцелевшие цивилизованные семьи принимали Клодиу, как странствующего мудреца. Они давали ему кров, постель. Он платил им своими историями, которые заканчивались неизбежным коллапсом мира. Вместе с этим миром терпел крах и сам Клодиу. Он жил в приютившей его семье так долго, как только мог, потом забирал их жизни, представляя, что это умирающие от чумы бедолаги, которые сами умоляют его убить их, выпить их кровь. И когда все кончалось, он чувствовал ту же боль и жар, что приходили после того, как ему случалось испить зараженной крови…

В сгущавшихся сумерках Клодиу поднялся на склон горы и постучал в дверь семьи славянских переселенцев. Их язык был знаком, но никогда не нравился Клодиу. Они встретили странника холодно, недружелюбно. Оружие держал каждый, кто мог. Дряхлый старик и тот закряхтел, поднимаясь на ноги с горящим поленом в руках. Клодиу мог убить их всех раньше, чем они смогли бы понять, что случилось, но он убеждал себя, что на этот раз все будет иначе. На этот раз он ушел от своей жажды, от своего безумия.

– Я всего лишь странник, – мирно сказал он на солунском диалекте.

Старик Валес и его сын Притбор переглянулись, отмечая, что у незваного гостя под нищенскими одеждами нет оружия, а сам он так худ и узкоплеч, что, кажется, не сможет справиться даже с Джевором – старшим сыном Притбора или с дочерью старика Валеса – Мокош.

– Никакой опасности. Никакого оружия, – сказал им Клодиу, достал из своей сумки кусок свежего мяса косули, покосился на пару убитых норок, тошнотворный запах которых не мог перебить дымящий очаг. – Косуля лучше, чем норка. Верно? – спросил Клодиу, впервые встретившись взглядом с Мокош.

Девушка смутилась, но тут же ее взгляд уцепился за предложенное чужаком лакомство. Она схватила старика Валеса за руку и указала на мясо в руках Клодиу. Старик долго хмурился, затем кивнул.

Пока готовилось мясо, Клодиу пытался рассказывать семье о павшей империи, но их язык был слишком простым, слишком примитивным. Да и не могли они понять, что такое империя. Центром их мира был склон горы Юмрукчал.

Клодиу прожил с этой семьей почти месяц. Холодным дождливым утром он уходил охотиться. Скорость древнего позволяла ему ловить косулей и оленей. Их мясо было сладким. Мокош готовила его на огне, а вечером вся семья сидела возле очага и слушала за ужином странные рассказы Клодиу. Он хотел научить их, хотел объяснить им, каким может быть этот мир, но их интересовало только мясо, которое он доставал для них. В остальном они не понимали его. Не понимали трагедию павшей империи, которую любил Клодиу. Не понимали мудрость Клодиу, его истины, взгляды. Зато они хорошо поняли его силу. Это случилось, когда в их дом пришли чужаки и попытались силой забрать запасы еды и Мокош. Клодиу не хотел вмешиваться, но и позволить причинить вред приютившей его семье не мог.

Притбор и его старший сын Джэвор схватились за оружие, но захватчиков было слишком много. Четверо из них окружали хижину, а трое уже тащили Мокош вниз по склону горы. Она кричала и пыталась сопротивляться. Огонь в очаге все еще горел, и один из нападавших предложил сжечь хижину вместе с ее жителями. Клодиу смотрел, как он пытается зажечь промокшие от дождей стены. Смотрел, как трясется старик Валес, проклиная старость и беспомощность, как рычит, давясь яростью, Притбор. Кажется, еще мгновение, и он бросится на приставленное к его груди лезвие короткого клинка.