Стивен Кинг - Игра Джеральда

Брендон очень часто работал с моим мужем в течение последних четырнадцати месяцев жизни Джеральда — эта работа была связана с сетью супермаркетов. Они выиграли то, что хотели выиграть, и, что более важно, между ними установилось отличное взаимопонимание. Мне кажется, если старые пердуны, владеющие фирмой, будут решать вопрос о преемнике Джеральда, то они, несомненно, выберут Брендона. В настоящее время он — самая подходящая кандидатура на должность, которую он сам во время своего первого посещения назвал «контролем по компенсациям за убытками».

Он был очень милым, к тому же он был откровенен со мной с самого начала, признавшись, что у него есть и своя задача. Поверь мне, я была просто поражена этим; в конце концов я была замужем за юристом почти двадцать лет, и я знаю, как тщательно они скрывают подробности своей жизни и деятельности. Мне кажется, что именно это позволяет им выживать и не терять самообладания, но именно это делает их такими занудными и противными.

Брендон никогда, не был занудным или неприятным, но это был человек с определенной миссией: пресечь любую огласку, которая может повредить фирме. Это означало, что ему нужно было пресечь любую публикацию, порочащую Джеральда или меня. Такая работа может быть испорчена в любой момент… но Брендон с успехом справился с ней, он никогда не говорил, что взялся за эту работу в память о Джеральде. Он взялся за подобную миссию из-за того, что Джеральд называл «деланьем карьеры» — работа такого рода очень быстро открывает двери в следующий эшелон, если, конечно, дела выгорает. Для Брендона все получилось как нельзя лучше, и я рада за него. Он обращался со мной с огромной нежностью и сочувствием, чего и так достаточно, чтобы желать ему счастья, но есть еще две причины для этого. Он никогда не впадал в истерику, если я говорила ему, что ко мне звонил или приезжал репортер, но при этом никогда не вел себя так, будто я была только частью его работы, и больше ничем. Хочешь знать, что я думаю на самом деле, Руфь? И хотя я на семь лет старше мужчины, о котором я тебе рассказываю, и вся заштопана и искалечена, мне кажется, что Брендон немного влюблен в меня… или в маленькую героическую Нелл, которая предстает перед его внутренним, взором, когда он смотрит на меня. Я не думаю, что это каким-то образом касается секса (по крайней мере, пока что нет; я все еще напоминаю синего ощипанного цыпленка, выставленного в витрине мясного магазина). Мне это нравится; если я никогда больше в жизни не лягу с постель с мужчиной, то буду просто счастлива. Но все же я бы солгала, если бы сказала, что мне не понравилось, если бы я заметила в его глазах выражение того, что я представляю для него интерес — я, Джесси Анджела Махо Белингейм, а не просто какое-то безымянное, неодушевленное существо, о котором его боссы думают, возможно, как о Том Несчастной Деле Белингейма. Я не знаю, прохожу ли я над заданием фирмы Брендону, под ним или рядом, да это и не важно. Достаточно знать, что я имею отношение к этому делу и что я значу гораздо больше, чем просто…

Джесси остановилась, постукивая указательным пальцем по зубам «тщательно обдумывая слова. Она сделала глубокую затяжку, а затем продолжила:

…побочный благотворительный эффект. Брендон был рядом со мной во время всех допросов полиции, записывая показания на магнитофон. Он вежливо, но неумолимо напоминал всем присутствующим — включая стенографисток и сиделок, — что каждый, разгласивший сенсационные подробности дела, столкнется с репрессивными мерами огромной юридической фирмы. Видимо, Брендон повлиял на них так же, как и на меня, потому что никто из посвященных никогда даже не разговаривал с журналистами. Самые ужасные и неприятные допросы велись в течение трех дней, проведенных мною в реабилитационной палате, когда меня накачивали кровью и физраствором через пластмассовые трубочки.

Доклады полицейских, отражавшие эти допросы, были настолько странными, что вообще непонятно, как они стали правдоподобными, когда впервые появились на страницах газет. Хочешь узнать, что говорилось в их записях? Ладно, послушай:

„Мы решили провести денек в нашем загородном доме в западной части штата Мэн. После занятий сексом мы вместе принимали душ. Джеральд вышел из-под душа раньше, а я решила помыть голову. Он пожаловался на то, что у него пучит живот, возможно, из-за тех сэндвичей, которые мы съели по дороге из Портленда, и спросил, есть ли в доме какие-нибудь таблетки. Я сказала, что не знаю, но если и есть, то они лежат на шифоньере или на полочке над кроватью. А минуты через три или четыре, когда я ополаскивала голову, я услышала крик Джеральда. Крик свидетельствовал о сердечном приступе. За ним последовал глухой удар — звук падающего на пол тела. Я выскочила из душа, и, когда вбежала в спальню, у меня подкосились ноги. Падая, я ударилась головой об угол шифоньера и потеряла сознание“.

Согласно этой версии, придуманной совместно мистером Милхероном и миссис Белингейм — и с энтузиазмом принятой и одобренной полицией, — я несколько раз частично приходила в себя, но всякий раз снова теряла сознание. Когда же я наконец снова открыла глаза, собака, терзавшая Джеральда, напала на меня. Я взобралась на кровать (согласно нашей версии, мы с Джеральдом обнаружили ее там, где она стояла, — возможно, передвинутая парнями, приходившими натирать пол, — но страсть настолько охватила нас, что мы даже не потрудились поставить ее на место) и отогнала собаку, бросив в нее пепельницу, а затем и стакан. Потом я снова потеряла сознание и провела несколько часов, истекая кровью. Позже я снова пришла в себя, добралась до машины и, в конце концов, добралась до безопасного места… после того, как еще один раз потеряла сознание и врезалась в дерево.

Однажды я спросила Брендона, как ему удалось заставить полицию поверить в эту чепуху. Он ответил: „Этим делом занималась полиция штата, Джесси, а у нас — я имею в виду фирму — много друзей в полиции. Ты знаешь, полицейские тоже люди. Парни отлично поняли, что произошло, как только вошли в дом и увидели наручники на кровати. Поверь, они не впервые видели наручники в подобной ситуации. Но не было еще ни одного полицейского, который предпочел, чтобы вы с мужем превратились в кучу дерьма в результате того, что было не более чем просто несчастный случай“.

Сначала даже Брендону я ничего не рассказала о мужчине, которого, как мне показалось, я видела, или об отпечатке следа, или о жемчужной сережке, или еще о чем-нибудь. Я ждала».

Джесси посмотрела на последнее предложение, покачала головой и снова принялась печатать.

«Я ждала, что придет какой-нибудь полицейский и предъявит мне на опознание кольца — не сережку, а кольца. „Мы уверены, что это ваши, — скажет он, — потому что на них имеются инициалы ваши и вашего мужа и потому что мы нашли их на полу кабинета вашего мужа“.