Гильермо Торо - Штамм 3. Вечная ночь

Время кормления.

Как бы они “обработали” её? Она не знала. Но она не позволила бы этому случиться. Она позвала бы Барнса, сдалась бы, была бы рядом с ним, а затем убила бы его. Она или спасла бы свою мать, или получила бы его. Но если бы ее руки были пустыми, то они были бы окрашены его кровью.

Её мать что-то пробормотала во все, а затем снова захрапела тем крепким, но нежным храпом, который Нора так хорошо знала. В детстве Нору убаюкивали эти звуки и ритмичное колебание груди. Её мать тогда была сильной женщиной, неутомимо работала и поднимала Нору - чтобы обеспечить дочь, дать ей образование, и степень и предметы роскоши, которые они принесут. Нора получила платье на выпускной и дорогие учебники и ни разу её мать не пожаловалась.

Но однажды ночью, прямо перед Рождеством, Нору разбудили сдавленные рыдания. Ей было 14 и она мечтала о платье Кинсеаньеры на предстоящий день рождения….

Она тихо поднялась по ступеням и остановилась в дверях кухни. Ее мать сидела одна, рядом с ней полстакана молока и очки для чтения и счета по всему столу.

Нора была парализована этим зрелищем. Вроде как подсматривать, когда Бог плачет. Она собиралась вмешаться и спросить ее, что случилось, когда рыдания ее матери стали громче. Она задохнулась от плача и странно закрыла рот обеими руками, в то время как ее глаза утонули в слезах. Это напугало Нору. Кровь застыла у неё в жилах. Они никогда не говорили об этом инциденте, но этот образ боли отпечатался у Норы. Она изменилась. Возможно, навсегда. Она стала лучше заботиться о своей матери и о себе, и всегда работал тяжелее, чем все остальные.

Когда слабоумие одолело мать, она начала жаловаться. Постоянно и на всё. Её горести и обиды, подавляемые столько лет, вышли наружу. Нора выдержала всё это. Она никогда не бросит мать.

В три часа на рассвете, мать Норы открыла глаза. И в течение мимолетного момента она была ясна. Это происходило время от времени, но горазда реже, чем прежде. В некотором смысле, Нора думала, ее мать, как стригой, вытеснялась другим и это было довольно жутко каждый раз, когда она хватала из подобной трансу болезни и смотрела на Нору. В Норе, как она была, прямо здесь, прямо сейчас.

“Нора? Где мы находимся? “Сказала она.

“Тсс, мама. Все в порядке. Иди спать “.

“Мы находимся в больнице? Разве я больна? “Спросила она, взволнованная.

“Нет, мама. Все в порядке. Все в порядке. “Мать Норы держала руку своей дочери твердо и снова улеглась в ее кроватку. Она ласкала ее бритую голову.

«Что случилось? Кто сделал это с тобой? “Спросила она, подавлено.

Нора поцеловал руку матери. “Никто, мама. Они вырастут обратно. Вы увидите “.

Мать Норы посмотрела на нее с большой ясностью, и после долгой паузы она спросила: «Неужели мы умрем?”

И Нора не знала, что сказать. Она зарыдала, и ее мать утешала ей сейчас и обняла ее и нежно поцеловала ее в голову. «Не плачь, моя дорогая. Не плачь “.

Затем она взяла ее голову и посмотрела ее дочери прямо в глаза и сказала: “Оглядываясь на свою жизнь, ты видишь, что любовь была ответом на все вопросы. Я люблю тебя, Нора. Я всегда буду любить. И это у нас будет вечно “.

Они уснули вместе и Нора потеряла счет времени. Она проснулась и увидела, что небо просветлело.

Что теперь? Они оказались в ловушке. Вдали от Фета, от Эфа. Без выхода. С одним ножом для масла.

Она кинула взгляд на стержень. Она подберется к Барнсу и использует его, а затем…. затем, возможно, она бы оставила его себе.

Внезапно он показался ей недостаточно острым. она точила край и кончик до рассвета.

Стенфордский водоочистной завод располагался возле кирпичного здания на La Salle Street между Амстердамом и Бродвеем. Построенный в 1906 году завод должен был покрывать потребности района по крайней мере на протяжении века. В течении первого десятилетия завод перерабатывал тридцать миллионов галлонов неочищенных сточных вод в сутки. Но приток людей, приехавших в Нью-Йорк в результате двух мировых войн, вскоре показал, что мощности завода недостаточны. Жители района жаловались на одышку, глазные инфекции и постоянный запах серы, исходящий круглосуточно из здания. Завод закрыли частично в 1947 году и полностью через пять лет после этого.

Внутри он был огромный, даже величественный. Это был переход архитектуры от дворянства к промышленности на рубеже веков. Двойные кованые лестницы вели к подиумам чугунных конструкций, которые фильтровали и обрабатывали неочищенные сточные воды на протяжении многих лет. Блеклые граффити и трехфутовый слой ила, сухих листьев, собачьего дерьма, и мертвые голуби были явными признаками заброшенности. За год до этого Гус Elizalde наткнулся на него и убрал один из резервуаров вручную, превратив его в свой личной арсенал.

Единственный доступ осуществлялся через туннель, и только с помощью массивного железного замка закрывающегося на тяжелую цепь из нержавеющей стали.

Гас хотел показать его тайник с оружием, чтобы они могли снарядиться для налета на лагерь крови. Еф остался позади-ему нужно было побыть в одиночестве,после двух долгих лет, наконец-то увидев сына, стоящего рядом с Повелителем и его обращенной матерью. Фет понимал в каком тяжелом положении оказался Эф, штамм отнял слишком многое из его жизни, и Фет сочувствовал полностью. Но все же, на пути к импровизированной оружейной,

Фет осторожно жаловались Еф, о том, как его внимание было поскользнуться. Он жаловался только в практическом плане, без злобы, без злобы. Может быть, только с оттенком зависти, так как присутствие Гудвезера все еще может стать на пути ним и Норы.

“Не нравится он мне.” - сказал Гас. “И никогда не нравился. Парень постоянно скулит о том чего у него нет, упускает из виду то, что имеет и никогда не бывает счастлив. Таких как он вы называете… Как же это слово?”

“Пессимист?”, Сказал Фет.

“Мудак”, сказал Гас.

“Он прошел через многое” сказал Фет.

“О, действительно. О, мне так чертовски жаль. Я всегда хотел, чтобы моя мать стояла голой в камере с гребаным шлемом приклеенным к ее гребаной голове”.

Фет почти улыбнулся. Гас был в конечном счете прав. Никакому человеку никогда не придется проходить то, что проходил Эф. Но тем не менее, Фет нуждался в его способностях и готовности к сражению. Их отряд уменьшился и их общее максимальное усилие было важно.

“Он никогда не был счастлив. Его жена пилит его слишком много? Бам !! Она ушла !! Теперь, бу-ух-бу, если бы я только мог получить ее обратно … Бам !! Она нежить, бу-ух-бу, бедный я, моя жена хренов вампир … Бам !! Они берут его сына. Бу-ху-бля-бу, если бы я только мог получить его обратно … Это никогда не закончится. Кого ты любишь или кого защищаешь все, что есть, человек. Хрен знает-как это может быть. Если мама выглядит уродливым чудовищем, я не парюсь, чувак. Это то, что у меня есть. У меня есть мама. Видишь? Я не сдаюсь, “сказал Гас. “И я не даю ебать. Когда я иду, я хочу пойти борьбе те лохи. Может быть, потому, что я огненный знак “.