Дмитрий Кравцов - Третий источник

Толяныч, сделав небольшой круг по лесу, опять вышел к ручью и прислушался. Тихо. «Ну прям Фенимор Купер [7] Писатель, писавший про индейцев. Автор «Зверобоя» и «Последнего из могикан». какой-то» — подумалось, и он стал спускаться с обрывчика к ручью. Неплохо хотя бы умыться.

Приятно было подержать разбитые кулаки в проточной воде, а уж правую-то он погрузил чуть ли не до локтя, не обращая внимания на намокший рукав. Одновременно прикидывал — каким бы путем добраться до Мурзика, да чтоб больше не нарываться. Не исключено, что его в данный момент ищут по соседним дворам и, кстати, вполне могут попытаться подловить по дороге домой. Да, это, пожалуй, самое вероятное. А ребята с такими тачками не любят получать по мордасам. И уж тем более надо быть настороже — второй схватки подряд никак не потянуть.

Страшно хотелось пить, голова немного кружилась, в области диафрагмы разливалась противная мелкая дрожь. Все признаки знакомого послебойцового отходняка на лицо, да и схлопотал он сегодня неплохо.

Толяныч опять закурил и потихоньку, осторожно оглядываясь и прислушиваясь — вон какая-то компания гуляет, это шумно, значит не опасно… вон парень с девушкой в обнимку у кустов сирени, тоже нормально… — помелся к дому Мурзика, бережно придерживая онемевшую руку.

«Вот бляха-муха, пустым теперь ходить не годится… Похоже, слюнявый мне впрыснул что-то, никогда еще такого отходняка не было… А кстати, о следующем разе — может и ждать долго не придется. Ты по сторонам-то поглядывай, слышь, сосед…»

Толяныч исходил из худшего: если людоедство ему не привиделось, дело совсем худо — как бы не решили, что он их выслеживал. Тогда самая маза прямым ходом на обед угодить в виде гарнира. Что-то типа «Пальчики под соусом».

«Интересно, а чего это они меня не смутились тогда в машине? Ведь любой нормальный человек бы… Или я ненормальный?»

Мысли путались, Толяныча бросало то в жар, то в холод, выжимая из пор кожи отвратительно-липкую испарину. Он доковылял до дома Мурзика под самые окна — благо, что первый этаж, и постучал.

— Откройте, мужики, это я. — Губы почему-то плохо слушались, онемение начало стремительно распространяться вверх, пальцев правой руки он вообще не чувствовал.

Крот помог забраться в комнату и вместе с Мурзиком принялся внимательно изучать его лицо.

— Красавец! Где же это тебя носило, придурок? — Оба были уже в изрядном подпитии и трезветь, кажется, не собирались.

— Да вот, сходил к соседнему дому… — Как можно небрежнее сказал Толяныч. Вышло совсем неразборчиво.

— Слушай, Фант, ну какого хрена тебя туда понесло! Опять неприятностей хочешь? Пока я все не разнюхаю, чтоб носу никуда не казал. Я тебе про это только что говорил, — многозначительно сказал Крот Мурзику и поднялся. Короче, я пошел звонить, а вы тут подлечите парня. Теть Маш! Иди сюда — дело есть.

Пришла тетя Маша, охая, осмотрела опухший нос, быстро заплывающий глаз и прочие повреждения. Толяныч показал ей на руку и сам с удивлением обнаружил на запястьи ровные полукружья от зубов:

— Бляха-муха! Так он меня в натуре куснул. А я-то думал, что это наркотик… — Лицо теть Маши посерьезнело, Крот задержался в дверях:

— Что там, теть Маш?

Она двумя пальцами осторожно взяла Толяныча за рукав, заставляя его поднять руку, наклонилась, словно страдала дикой близорукостью, и сильно втянула в себя воздух:

— Плохо дело, миленький. Жгут уже не поможет, блокада тоже…

— Да что там?!!

— Иди, Сережа, иди, куда шел. Это уж мое дело.

Она, по возможности избегая прикасаться к Толянычу, повела его в ванную, по пути крикнув что-то по-цыгански. Прибежали еще две женщины, одна очень молодая — отметил про себя Фантик, словно плавая в густом тумане… На руках у женщин были толстые стеганые рукавицы, расшитые замысловатым узором, напоминающим печатные платы.

С него осторожно стянули куртку и майку. Рука совсем одеревенела и уже ничего не чувствовала. Что с ним было дальше, Толяныч не запомнил. Куда-то вели, делали какие-то инъекции… Из оцепенения его вывела дряхлая бабка, протягивающая чашку с желтоватым пойлом, по запаху не сильно отличавшимся от мочи, возможно, что и лошадиной:

— Не, лучше водки. — Упрямо прохрипел Толяныч. — Что это со мной, теть Маш?

— Пей! — Голос теть Маши был какой-то странный, он звенел, словно перетянутая струна. Такого Фантик от нее еще никогда не слышал, даже когда эмгэбисты делали в квартире обыск, а задняя комната была завалена левыми мехами.

Он выпил — похоже, действительно моча…

— Вот и хорошо, мой золотой, теперь пошли. — Чуть приподнял туманную завесу вибрирующий теть Машин голос. — Тут лекарствами не обойдешься, надо Обряд проводить.

Они прошли в комнату, где на полу кругом сидели женщины и тянули протяжный напев. Еще в комнате было множество свечей самой разной формы и размеров, и их неверный свет сгонял тьму в углы, делая их совсем уж непроницаемо черными. Толяныч вошел в круг, и кто-то сунул ему в руку тяжелый допотопный нож с наборной рукоятью. Пальцы на рукояти утверждать пришлось помогая себе левой рукой. Все происходило как во сне. В центре круга на низкой тумбочке он увидел небольшую белую собачку, живую, разложенную, как для препарирования. Он понял предназначения ножа.

Молодая девчонка, звеня монистами, провела ногтем по белой шерсти, словно намечая линию разреза. Толяныч видел мельчайшие детали — розовеющую сквозь шерсть кожу, точечки сосков в два ряда, тонкий узор морщинок на собачьем носу…

«Какого черта! Что за мракобесие?..» — лениво, словно тучка в жаркий полдень, проползло в мозгу, но он сейчас был ведомым, подчинялся. Пение стало громче, и он ударил собаку ножом точно под горло и резко рванул вниз. Нож был тяжел и отлично отточен, грудная клетка подалась так легко, что равновесие на миг исчезло — Толяныч качнулся — что же это со мной?

Девчонка подставила тарелку, покрытую тряпкой, на которую он и положил нож. Тут же руку ему обтерли той же жидкостью и дали глотнуть еще. С собачкой что-то делали; Толяныч видел, как переливаются узоры на рукавицах в неверном свете свечей.

Его отвели в другую комнату и уложили на жесткую кошму. В локтевой сгиб твердо вошла игла. Сквозь туман Толяныч видел над своей головой треножник капельницы. И все три гнезда были заняты матовыми флаконами. Темнота…

…В полной темноте прорезался прямоугольник окна. Фантик подошел к нему, прихлебывая пиво небольшими глотками и как ни странно не получая от него никакого удовольствия. Первые проявления рассвета только-только намечались — стало быть, часа три утра. Или ночи…

Фантик открыл окно и оперся на подоконник, бездумно глядя на суету внизу. А вещь происходила действительно забавная: под окном копошились здоровенные крысы совершенно мультипликационного вида и расцветок — безумно сиреневых, розовых, желтых и т. д. Меж ними ползали какие-то мелкие насекомые, среди которых Фантик с удивлением увидел автобус. Пропорция транспорта с крысой выглядела как моська/слон.