Сергей Саканский - Амамутя. Путь огненного бога

Впрочем, можно ли быть уверенным? Может ли быть такое, что Делла совершает это путешествие второй раз, или, по крайней мере, была именно в этой деревне?

Старики, как и все остальные, рассказали очередные притчи о деяниях Амамути. Среди того, что Иван уже слышал, попалось и нечто новое, в именно: описание того дня, когда Амамутя осчастливит угрешей своим пришествием: «огненное солнце плывет в небесах».

– Настанет день, когда Амамутя пройдет по реке, он причалит к каждой пристани, зайдет в каждый дом, каждому заглянет в глаза… И вы накормите его и напоите, и отдадите ему камни холсты… Всё до последнего камушка… – проговорила старуха, будто читая что-то наизусть.

– В легенде сказано, что Амамутя, явившись, подвергнет людей испытаниям, – добавил дед. – Амамутя придет инкогнито, как ревизор. Горе тому, кто покажет, что узнал его.

Иван не спускал с Деллы глаз за все время рандеву. Старики спокойно отдали гостям все, что требовалось: несколько камушков, маленький холст Дерека с изображением очага, вроде как иллюстрацию к сказке о Буратино, хотя во времена Дерека, конечно, никакого Буратино еще не было. Делла ничего не подсыпала старикам.

Неожиданно, в самом конце встречи, в дом вошла девушка в просторной синей юбке, дочка хозяев. С первого взгляда было ясно, что она нездорова психически: глаза ее блуждали, как и руки, одежда была неопрятной. Она принесла какой-то увесистый пакет и с шумом опустила его на стул.

– Вся деревня уже говорит! – воскликнула она. – Вы специально меня выгнали.

– Я просто послала тебя к Дуняше за свеклой, – спокойно возразила ее мать.

Девушка села за стол и, подперев ладонями лицо, уставилась на Ивана. Этого он вынести уже не мог. Достал сигарету и, поведя ею в воздухе, дал понять, что выйдет, пусть и недослушав речей хозяина. Тот продолжал рассказывать притчу о деяниях Амамути, обращаясь к Делле.

Иван двинулся по тропе вдоль берега, глядя сверху на пришвартованный «Джинс», на который глазели и мальчишки с кручи. Барабан стоял на баке, повиливая хвостом.

Вдруг в сетке кустов замелькало синее: это хозяйская дочка проворно бежала поодаль, обгоняя его. Надо же! Ушел, называется…

Синее тем временем показалось впереди, закрывая собой узкую тропу. Девушка стояла прямо перед ним, пристально глядя на него исподлобья. Иван чувствовал себя неловко, разглядывая ее.

– Я хочу выйти замуж в этом году, – вдруг сказала она.

– Да? – невозмутимо произнес Иван. – Желаю счастья, удачи.

– И только?

– Надеюсь, у тебя это получится. Жених-то уже наметился?

– Нет, – ответила девушка, и в ее голосе прозвучала какая-то совсем уж неуместная злоба.

– Ну что ж! – весело проговорил Иван, с опаской подумав: уж не делают ему тут внезапное предложение руки и сердца, а Деллу вообще принимают за его дочку? Добавил:

– Он, может быть, уже не первую ночь под твоими окнами ходит, тайно вздыхает о тебе.

Девушка вдруг схватила его за локоть и энергично встряхнула:

– Ты исполнишь мое желание или нет?

Тут только Иван начал понимать, что полоумная принимает его за самого Амамутю. Сказано же: если встретишь Амамутю на узкой тропе, то исполнит он любое твое желание…

– Все твои желанья исполнятся, все твои надежды сбудутся, все будет хорошо, – проговорил Иван.

– Я знала! – воскликнула девушка, просияв, быстро обошла Ивана, коснувшись его ног краем синей юбки, и пошла по тропе к дому.

Этого еще не хватало! Иван мысленно выругался. Предстать в роли огненного Бога, пусть даже в глазах больной девушки… Больного такого Бога.

Вскоре он убедился, что существо в синей юбке было не единственной больной девушкой на этой реке.

Правда, сначала она написала стихи, затем – напилась. Раз вечером, когда Иван пришвартовал «Джинс» в наверняка рыбном месте, Делла развернула заветную тетрадку и углубилась в творческий процесс.

Творчеством Ивана были два леща и одна небольшая щука. Крупное, бордовое солнце село в розовую дымку. Иван с трудом разобрал строки, которые показала ему поэтесса.

– Похоже на какую-то инструкцию, – мрачно пошутил Иван.

– Инструкцию? – встрепенулась Делла.

– Ага. Руководство по применению созревшего колоса. Я не силен в поэзии, но…

– Договаривай, – буркнула Делла, понимая, что сейчас ее будут критиковать.

Иван договорил:

– Не могу понять, какой у «колоса» может быть «дом»?

Делла нахмурилась, опустила голову, разглядывая свои строки в красной тетрадке, а Иван с тихой радостью разглядывал ее всклоченную макушку.

– И правда… – протянула поэтесса. – Может быть, вместо «колоса» другое какое слово?

Она беспомощно глянула на Ивана, словно вопрошая совета.

– Поэт у нас ты, а не я, – отрезал он. – Другое дело, что я вообще не понимаю, о чем эти стихи.

Позже, когда он вновь закинул удочки и сидел, свесив ноги с транца и поглядывал на неподвижные, как сваи, поплавки, слышал, как Делла бормочет за спиной: «созревший пахарь… созревший старец…» и даже «созревший ужас».

– Далось тебе это слово, – не оборачиваясь, пробурчал он.

– Какое слово?

– «Созревший». Откажись от него, и дело легче пойдет.

– Так надо, – сказала поэтесса и продолжила свое колдовское бурчание над тетрадью, уж не понятно как разбирая в сумерках строки.

Значение слова, именно этого слова, Иван понял несколькими днями позже, при обстоятельствах, воспоминание о которых всю дальнейшую жизнь бросало его в дрожь.

Очередные угреши в селе Козловка под Казанью угостили их слишком крепко, да еще в дорогу дали своего домашнего вина. Иван и представить не мог, что Делла на такое способна.

– Угреши, угреши… – бормотала она, размахивая бутылкой, пока он вел совсем не умеющую идти девушку по городскому причалу.

– Никакая я не угреша, – заявила Делла, облокотившись о перила и тщетно пытаясь поймать ртом горлышко.

– Вот как? Кто же ты на самом деле и зачем вмешалась в нашу жизнь?

– Жизнь – кого?

– Угрешей.

Делла рассмеялась, долго, заливисто. Ей все же удалось отхлебнуть глоток. Иван не без труда переправил пьяную девушку с причала на катер.

– И ты не угреш, – сказала она, промокая платочком слезы.

– Разве?

– Разве, разве! – передразнила Делла. – Потому что никаких угрешей нет.

– Как это нет? А кто же были все эти люди?

– Все это придумал Дерек. Он воспитывался в Николо-Угрешском монастыре. Отсюда и взял слово. Язык выдумал, сложив символы из многих разных.

– Он путешествовал по Волге, по угрешским семьям…

– Да! – Делла отпила вина и выплеснула остатки за борт. – Да, он путешествовал…