Виталий Вавикин - Обратная сторона. Том 1

– Давайте я помогу вам, – предложила она и, дождавшись, когда миссис Дэй обернется, указала взглядом на раковину.

Шэрон задумчиво подняла брови, затем что-то хмыкнула себе под нос и согласно кивнула. Луиза встала, подошла к раковине, включила горячую воду.

– Это последняя грязная посуда, которую оставил за собой Илай, – сказала Шэрон, когда Луиза выдавила на губку несколько капель моющего средства.

Руки Луизы дрогнули. Мытье посуды показалась чем-то зловещим и неуместным, словно ей приходилось не отмывать остатки засохшего обеда, а развеивать по ветру человеческий прах. К горлу подступила слюна. Руки налились свинцом.

– Да ладно. Чего уж там, – хмыкнула миссис Дэй. – Раз уж он умер из-за тебя, то почему бы тебе не стереть из жизни последнее живое напоминание о нем?!

Она отвернулась и, открыв духовку, достала тушеную курицу. Запах был просто божественным, но Луиза почувствовала, что совершенно не хочет есть. Но кто-то же должен вымыть эту посуду! Луиза поджала губы и заставила себя стать именно той, кто сделает это. Вода ударилась о разрисованные сказочными розами глади тарелок. Через мгновение их скрыла белая пушистая пена. Губка смахнула засохшие крошки.

– Я хотела поговорить о вашем муже, – сказала Луиза, но миссис Дэй прервала ее.

– Позже. За обедом, – она даже не повернулась, чтобы посмотреть на Луизу.

Вода смывала с тарелок пену, оставляя блестящую чистотой узорную гладь. Луиза вытерла руки и вернулась за стол. Обед ждал ее. Миссис Дэй сидела напротив опустив глаза. «Читают ли в этом доме молитвы?» – подумала Луиза, затем вспомнила, что хозяин был врачом, и решила, что нет.

– Дэйвид заболел, – сказала Луиза, решив, что когда-то все равно придется начинать. Шэрон Дэй подняла на нее свои большие, усталые глаза, в которых мог утонить целый мир. Так, по крайней мере, показалось Луизе. Затем веки миссис Дэй опустились, и видение развеялось. – Я думаю, это тот же грипп, которым болела я, – сказала Луиза. Шэрон кивнула и начала есть. Какое-то время тишину нарушал лишь размеренный стук столовых приборов. – Я не хочу, чтобы он умер, – словно со стороны услышала Луиза свой собственный голос. – Сегодня утром он вроде был в порядке, а спустя пару минут его начало рвать и поднялась температура… – она замолчала и подняла на миссис Дэй глаза.

Губы вдовы дрожали. В ушах звучал предсмертный крик супруга – дикий, истошный. В груди снова кольнуло сердце. Ей нельзя нервничать. Нельзя страдать. Боль в груди стихла. Крупные капли пота скатились с высокого лба. Никогда в своей жизни Шэрон не была красивой женщиной. Широкая кость, квадратный подбородок, слишком узкий нос для такой крупной головы. Даже в молодости. Даже рядом с молодым доктором, на которого обращали внимание слишком многие женщины. И снова от воспоминаний защемило сердце.

– Если у вашего мужа остались какие-нибудь записи… – Луиза замолчала, понимая, что поступает сейчас эгоистично, но отступать не было смысла. – Я подумала, что если он смог вылечить меня, то может быть, это поможет и моему брату.

И снова молчание. Тишина. Звон столовых предметов. Шэрон ела с монотонностью робота. В голове эхом гудели слова Луизы. Ее муж спас ее. Ее муж может спасти ее брата. Но он не спас себя. Не подумал о себе. Не смог ничего изменить. Но разве стоит из-за этого ненавидеть эту девочку? Разве стоит ненавидеть ее брата? И разве то горе, которое Шэрон пережила сама, не стоит того, чтобы понять, что никто в этом мире не заслужил такого. По крайней мере, Луиза Маккоун и Дэйвид уж точно. Илай был врачом. Он делал то, что должен был делать. Все остальное лишь случай.

– Миссис Дэй, – осторожно позвала увлеченную своими мыслями женщину Луиза.

– Я слышу тебя, – голос Шэрон дрогнул. По щекам скатились несколько крупных капель. Луиза смутилась, решив, что это слезы, но, присмотревшись, поняла, что это пот.

– Господи, – страх сдавил горло. Ответственность стала невыносимой. – Вы тоже больны? – голос Луизы задрожал, но она даже не заметила этого. – Больны, как и доктор Дэй? – в ее глазах застыл ужас. Она смотрела на миссис Дэй и чувствовала, что убивает еще одного человека. Не вирус, не последствия деятельности фабрики, а она. Она – носитель. Она – убийца. – Вам нужно обратиться в больницу, – сказала Луиза, отчаянно пытаясь собрать воедино развалившиеся на части мысли. – У меня есть знакомый агент, уверена, он сможет достать для вас вакцину… – она замолчала, вспомнив, что послужило причиной смерти доктора. – Вы не подумайте… – Луиза вздохнула, запустила пальцы в свои волосы. – Господи…

– Если ты закончила с обедом, то я отведу тебя в комнату Илая, – сказала миссис Дэй, отрешаясь от слов о своей болезни. Сейчас главным было ее сердце, которое то начинало покалывать, то затихало. Оно могло забрать ее жизнь быстрее, чем любой вирус. – Если ты и сможешь найти какие-нибудь записи, то только там, – Шэрон осторожно поднялась на ноги. – Он почти всегда брал работу домой. Говорил, что ему проще заниматься делами, когда он знает, что я рядом, и… – она замолчала, решив, что не стоит тревожить воспоминаниями больное сердце, не стоит искушать судьбу. – Ты закончила?

– Я? – Луиза глуповато посмотрела на пустую тарелку. Как бы там ни было, но с обедом она справилась. Даже как-то зазорно. Брат умирает, миссис Дэй умирает, с глазами происходит черт знает что, а она беззаботно набивает свой желудок. – Пожалуй, закончила, – она поднялась и направилась следом за миссис Дэй.

Кабинет доктора находился в дальнем конце коридора. Окна были открыты. Засыпающий на зиму сад шелестел желтыми листьями. Миссис Дэй подошла к столу, где стопкой лежали несколько папок с историей болезни. Стол был старым, пережившим не одного владельца. Шэрон отыскала среди папок ту, на которой было написано имя Луизы Маккоун.

– Думаю, если вы что-то и сможете узнать о способе лечения, то только здесь, – она протянула папку Луизе. Бумага была шершавой и пахла целлюлозой. Луиза взяла папку и долго смотрела на нее, не решаясь открыть.

– Могу я сесть? – спросила она, указывая на единственное кресло, принадлежавшее покойному доктору Дэю, напоминая вдове так много, что воспоминания сливались в одну яркую вспышку, которая отзывалась тупой болью в грудной клетке.

– Конечно, – робко сказала Шэрон. Она отвернулась, но ощущение, что гостья посягнула на святая святых ее дома, осталось.

Луиза положила папку на стол, открыла первую страницу. Как-то раз в Бостоне она держала в руках подобную папку сокурсника. Там все записи были сделаны на компьютере. Здесь же все было написано от руки. Мелкий врачебный почерк словно использовал буквы какого-то другого алфавита, складывал их в причудливые слова. «Наверное, врачи во всем мире сговорились и придумали свой собственный язык», – подумала Луиза. Перед глазами появилась ее детская фотография. Девочка с косичками и напуганным взглядом. Как бы она выглядела в тот далекий день, если бы ей рассказали последующие десять лет ее жизни? Если бы показали ей ту, кем она стала?