Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

Вспомнились слова ведьмы: "Лёд и Огонь - они равно противны мне". Тогда кто ей не противен, вонючей карге? Наука, эта загадочная богиня древних? Странно, странно...

Призрачный свет растёкся по каменному полу. Загонщик полз к нему, оббивая колени. Он слышал шорох своих ног и собственное дыхание, но не видел ничего, кроме слабого зыбкого света на полу. Глухой мрак клубился в пещере, и Головня влёкся сквозь него.

Он вспомнил: что-то чудовищное произошло перед тем, как он потерял сознание. Что-то жуткое, невообразимо ужасное.

В животе заурчало. Наверно, он долго пролежал вот так, не чуя себя. Может, это уже и не пещера вовсе? Может, Лёд забрал его к себе? Нет-нет, не может быть - ведь он не завершил того, к чему призван: не отомстил Отцу Огневику. Он должен вернуться - невзирая ни на что.

Чёрные капли песцовых глаз мерцали перед ним - две точки, излучающие тьму и холод. И морда зверя - мохнатая, с тонкими длинными усами. Морда погибшего существа.

Что-то там случилось такое, отчего душа зверька мгновенно покинула тело. Что-то нечистое, отвратительно мерзкое.

Головня вспоминал.

Колдунья подняла песца над собой, поднесла к нему нож и с оттяжкой провела по горлу...

"Я изгоняю тебя, неугомонный дух, из моего жилища! Я заклинаю тебя этой кровью и жизнью этого зверя - да не появишься ты ни рядом со мною, ни далеко от меня, да растерзают тебя демоны ветра, да развеешься ты без следа! Прочь, прочь, настырный и лукавый, прочь, коварный и свирепый!". Так она сказала и прикоснулась острием к живой плоти, а потом бросила обмякшего зверька к ногам Головни и страшно завизжала. По шее песца чёрным дымом расползалось пятно. Ладони загонщика устлали багровые брызги. Головня хотел закричать, но не успел: спасительная тьма заволокла ему глаза.

Колдунья пронзила живую плоть. Она отняла жизнь у творения Огня.

Стоило подумать об этом, как перед глазами запрыгали искры и накатила страшная слабость. Загонщик сцепил зубы, борясь с подступившей тошнотой. Руки его подогнулись, он рухнул на твёрдый пол, больно ударившись лицом, затем перевернулся на спину и закрыл глаза.

Так оно всё и было. Она провела острием по живому существу, и Головня перестал ощущать свою плоть. Он погрузился во мрак и утонул в небытии, а когда очнулся - вокруг ничего не было. Ни чародейки, ни песца, ни светильника. Лишь непроглядный мрак и бледное пятно света вдалеке.

Отец Огневик оказался прав. Простой смертный не в силах выдержать такое. Но Головня-то - не простой! Он поклонился Льду и возвысился над остальными. Повелитель холода укрепил его тело.

Он собрался с силами и опять встал на карачки. Свет был уже близко. Его колеблющийся круг расплывался у него перед глазами, превращался в серую мглу, из которой на загонщика взирали лица могучего Светозара и задумчивого Жара, говорливого Сполоха и суматошного Огонька, мудрого Пламяслава и вождя. Они смотрели на него из тумана как из толщи воды, и серая пелена постепенно обретала их черты, но тут же менялась, всасывая сама себя, а потом на неуловимо короткое мгновение обращалась в лицо Искры. Девчонка улыбнулась ему застенчивой слабой улыбкой и сразу исчезла, а вместо неё на Головню уставилась ведьма Красной скалы, и был её взор полон бешенства и злобы.

"О кудесница, кем сделала ты меня? - застонал про себя Головня. - В какую стылую пещеру закинула моё тело? Почему я ничего не вижу теперь, кроме тьмы и слабого свечения? Может, боги наслали на меня слепоту?".

Мгла была уже рядом. Загонщик протянул к ней руку. Его ладонь проявилась из тьмы, неуловимо похожая на лапу мертвеца - крючковатые пальцы и серая кожа со вздувшимися жилами. Он поднял глаза: свет лился из-за края стены - трепещущее сияние в бездонной чёрной пропасти. Там был ход, по которому ушла бабка.

Он сделал ещё одно усилие и рывком вдвинулся в дрожащее светлое пятно. Вся одежда его была заляпана смесью блевотины и крови. В памяти снова мелькнул образ мёртвого зверя. Новый приступ тошноты чуть не вывернул Головню наизнанку. Шаркающие звуки пронзили тьму, ударились в незримый хребет и укатились вдаль. Загонщик сглотнул, приходя в себя, и пополз дальше.

Отчего-то он боялся встать на ноги. Стелящийся по полу свет тянул его вниз. Головня тащился на четвереньках, переползал от одного светильника к другому, не смея поднять голову и взглянуть тьме в глаза. Не здесь ему полагалось быть, не в этих недрах, где хрустели каменные челюсти горы и слышался шёпот безглазых чудовищ. Вспомнилось древнее проклятие: "Да возьмёт тебя земля!". Так говорили всякому, кого ненавидели. Не небо, не камни, не вода и не лёд, а земля. Ведь из земли вышел тёмный бог, бросивший вызов Огню; в ней, беспредельной и чёрной, искони обитали духи болезней и несчастий - зловредные трупоеды, исторгающие полчища червей. Не было проклятья сильнее: слова - те же демоны, поганят тело не хуже болезни.

И тут же вспомнилось, как колдунья шептала, не разжимая гнилых зубов: "Лёд и Огонь - они равно противны мне". И немедленно проявился в памяти голос Отца: "Да не отнимешь ты жизнь у творения Огня!". Два эти заклятья сплелись в невидимом танце, а Головня, одуревший от пережитого, всё полз и полз по коридору, не чая уже выбраться из пещеры.

Да не отнимешь ты жизнь у творения Огня.

Да не отнимешь ты жизнь у творения Огня.

Да не отнимешь ты жизнь...

А ещё это странное слово "убей", которое безумная ведунья талдычила на все лады. Сами стены, казалось, повторяли его. Земля ей в зубы, несносной карге! Она совсем его заморочила. Провалиться ей в Ледовые чертоги!

Теперь он понимал, чем она была страшна. Теперь он знал, откуда она черпала силы.

Но что с того? Ему не повторить сделанного ведьмой. Ему не пройти по этому пути. Не потому, что страшно, нет. Просто это - "нельзя" во всей полноте своей. Невозможно переступить через "нельзя", как невозможно отнять жизнь у творения Огня.

Всё. Баста.

Морозный ветер коснулся его щёк. Передо ним, прекрасная в корявости своей, зияла мглистая брешь: зубчатые края её вонзались в кромку серого неба, кусали невидимых духов, шнырявших над тундрой, точили клыки о прислужников Льда. Иногда проносились стремительно блекнущие ошмётки дыма - словно привидения, разлучённые с матерью-землёй.

Светильники закончились. Последний из них остался далеко позади, лицо Головни опалило колючим холодом, пальцы окостенели от близости Льда. Он сел, подышал на них, огляделся. Тело ещё дрожало от слабости, но дух взбодрился и готов был к свершениям.

Снаружи доносился какой-то бубнёж. Это говорила колдунья. Говорила быстро и без передышки, точно убеждала кого-то.

- ...А сама перейду на новое место. Здесь всё загажено - не продохнуть. Думают - поймали меня, стервецы. Дудки вам, сволота ублюдочная! Куда вам справиться с Наукой, сирым и убогим! Ни Лёд ваш, ни Огонь и близко рядом с Ней не стояли. Я-то знаю, видела. И в книгах то же написано... Книг-то у меня ого-го! Не то, что у вас. А не дам. Не заслужили. Рожами не вышли, ха-ха! Лишь я, уродка, достойна ведать правду. А вы все - скоты, отребье, дерьмо собачье. Собачье, оленье, человечье... Всякое-разное. Все виновны, все! Никому пощады не будет. Уже гряду, знающая, и худо вам придётся, людишки. Заверещите, как тот Отец верещал... Сколько их было? Пять? Шесть? Думали, книг не найду, олухи. Ха-ха! Вот вам, мерзавцы! Всех вырежу под корень! Чтоб не думали, будто колдунью обманули. Тот-то последний, что орал благим матом, тоже на что-то надеялся, переборол ведь страх, засранец, не грохнулся в обморок, как прочие. А глупость свою перебороть не смог, дурачина! Все вы одинаковы и все ничтожны предо мной...