Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

- О великий вождь, я...

Головня ждал ответа, но тот мялся, не в силах выдавить ни слова. Потом всё же произнёс, опустив глаза:

- А моя сестра?

- Она получит свободу вместе со всеми.

- Я не покину её.

Головня легонько кивнул.

- Тогда иди.

Охранник вышел, а Искра покачала головой.

- Это такое благородство, да?

Головня ничего не ответил. Он поворошил палкой костёр и отвернулся. Так они и сидели в тягостном молчании, полные тяжёлых раздумий, пока в жилище вдруг не ворвалась Заряника. Раскрасневшаяся, она тащила за руку угрюмого брата и тараторила:

- Господин, ты - истинный наш благодетель. Прости меня, неразумную, что без позволения нарушила твой покой. Сердце моё взыграло от радости, когда я услышала эту весть. - Она повернулась к брату, мявшемуся рядом, дёрнула его за меховик. - Кланяйся вождю, дурачина. Благодари за милость!

Тот вместе с сестрой неловко встал на колени, произнёс, не глядя в глаза:

- Славься, великий вождь.

- Наша судьба навек сплетена с твоей судьбой, великий вождь, - продолжила Заряника, простирая к нему ладони в рукавицах. - Мы - твои верные псы. Куда скажешь, туда и пойдём. Что скажешь, то и сделаем. Молю - не гони нас. Великая Наука проникла в наши души, покорила наши тела. Нам некуда идти. Наша община - здесь, среди твоих людей. Смилуйся, великий вождь, прими моего брата как равного.

Она уткнулась лбом в лежавшую на полу шкуру, вытянула руки. Пепел, посмотрев на сестру, сделал то же самое. Головня рассмеялся:

- Ясно вижу: свет истины озарил вас, богиня направила по Своей стезе. Что ж, дарую свободу и тебе, Заряника! Идущая стопами Науки не может быть рабыней.

Ликующий вопль вырвался у обоих Рычаговых. Не сговариваясь, они поползли к вождю, хотели поцеловать его ноги. Головня брезгливо отмахнулся.

- Ну ладно, будет. Вы теперь свободны, помните об этом! Угодничество пристало только невольнику. Ты, Заряника, больше не моя служанка: выходи замуж и рожай детей. О приданом не заботься - я дам его тебе. А ты, Пепел, волею Науки разоблачивший козни заговорщиков, теперь станешь моим помощником. Я дам тебе жилище и лошадей. Распоряжайся ими как хочешь: дари, меняй, дели на части. Но помни: ты силён и знатен, пока предан Науке. Отвергнешь Её и вернёшься в ничтожество.

- О великий вождь, ради тебя... ради Науки... в огонь и в воду... только прикажи... - наперебой лопотали упоённые счастьем брат и сестра.

А где-то снаружи Рычаговские бабы хлопотали над впавшим в беспамятство парнем, что отведал плетей, и глотали слёзы рабыни, отмывая котёл, в котором сварили их собрата.

Глава четвёртая

Мёртвое место - сплошь холмы, набитые крошащимся камнем и реликвиями: льдинками, палочками, пластинами. Было их там без счёта, как костей - человеческих, собачьих, всяких-разных. Целые россыпи. А ещё - обтёсанные гранитные глыбы, высокие и низкие. Стояли поодиночке и по нескольку штук зараз, выщербленые, обгрызенные дождями и ветром - всё, что осталось от древних святилищ. Чуть дальше на юг - Большая река, а по ту сторону реки - гора, и на ней, обрывками, каменные стены. Громадные, как утёсы. К иным приделаны здоровенные каменные бочки с изломанным верхом. Сама гора бугристая и лысая, как плешь, только в некоторых местах торчали одинокие сосны и тополя, кое-где - всё те же гранитные глыбы, а на самом большом бугре, ближе к северному склону, тянулись к небу руины каких-то построек, наподобие хлевов, только больше и выше во много раз. Внутри эти "хлева" были разгорожены полуобвалившимися стенами, на которых гнездились воробьи и синицы. Головня, увидав такое, замер, поражённый искусством древних.

- Глянь-ка, - сказал он Жару. - Мы такое и из дерева не сделаем, а они из камня возвели. Ну не диво ли? Надо и нам наловчиться валуны складывать, чтобы прославить богиню. Ты как мыслишь?

Косторез в сомнении поглядел на зияющие брешами руины.

- Где ж таких умельцев найти? Я по камню отродясь не работал.

- Найду, - уверенно заявил Головня. - Хоть на краю земли, но найду.

В середине самой большой постройки, очистив её от обломков стен, он поставил свою шкурницу - рассудил, что если там обитал когда-то великий владыка древних, то и ему, Головне, в ней самое место.

Люди вкапывались в мёрзлую глину, искали железо древних. Среди заросших жёлтым ягелем холмов, утыканных разлапистыми лиственницами, топорщились меховые и земляные жилища - длинные и приземистые. Общинники сновали туда-сюда, вывозили землю на лошадиных упряжках. Некоторые, щеголяя, обвешивались костями - оленьими, собачьими, человечьими. Кое-кто и черепушку на колпак водрузил для пущего страху. Роскошно!

Зима переломилась к лету. Лёд на реке треснул и, стремительно тая, с грохотом поволокся течением на полдень, в край чёрных пришельцев. Обнажились от снега кочки на болотах, каплями крови заалели ягоды брусники и клюквы, зашелестел на ветру сухой пырей, устилавший обширные пространства между сосновыми рощами. Повсюду в распадках заблестела вода и запузырилась глубокая чёрная грязь.

Лошади, чудом доковылявшие до мёртвого места, отъелись на полынных лугах, разродились жеребятами. Общинники, в последние дни сидевшие на рыбе да сосновой заболони, ожили, пили кумыс, кусками ели масло.

Мимо становища то и дело проходили стада оленей, загодя спасавшиеся от гнуса. Охотники чуть не каждый день подстреливали по нескольку сохатых, получая кроме мяса и жира ещё и свежие, с кровинкой, рога - самое желанное лакомство. Жизнь стала привольная, жирная. Мёртвое место оказалось местом благодати.

С Рычаговыми Головня поступил хитро: вернул свободу, но не дал лошадей. Пусть, дескать, ковыляют на своих двоих, если пожелают уйти. Предосторожность напрасная: бывшие невольники и так уже в большинстве не рвались обратно, в родное становище. Из всей Рычаговской общины покинуть Артамоновых захотели всего два пятка мужиков да несколько старух. Уходя, эти радетели за старину звали с собой девок и баб, те ни в какую не соглашались - прикипели уже к новым очагам, прижились, да и бременем вот-вот должны были разрешиться. Куда им было идти? Артамоновские жёны, правда, ворчали, покрикивали на новоявленных соперниц, но кто их теперь слушал? Собрание молчало, не смело пикнуть, а вождь всё делал в угоду мужикам. Не было больше Отца Огневика, чтобы постоять за женщин.

Рычаговы спорили друг с другом до хрипоты.

- Вернуться в родное становище? - вопрошали одни. - Вот ещё! Что мы там хорошего видели? Голодуху да загоны? А здесь, хоть подневольные, зажили так, что и не снилось. У Артамоновых-то и мясо, и молоко, и панты, и масло, и сливки с ягодой. А у нас? Рыба да старая кожа? Нет уж, хватит! Чем ходить в загоны, лучше поклонимся Науке и пойдём бить зверьё.