Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

Старик разглагольствовал, дрожа седыми брылями, а Головня терпеливо слушал его, попивая молоко. Речь Хвороста была ему приятна.

А тот продолжил, переведя дух:

- Твоя мудрость, внушённая Наукой, помогает тебе идти от победы к победе, о великий вождь. Но даже мудрейшему из мудрых нужны хорошие исполнители его приказов. Ты сказал, великий вождь, что благо Науки требует подчинить Её воле богомерзких Лиштуковых и жителей ледяных полей. Воистину своевременное решение! Но кто возьмётся за такое? Мы знаем, великий вождь, что тебе всё по плечу, однако помним также, чем закончилась твоя отлучка из общины - презренные отступники вообразили, будто без тебя легко справятся с людьми Науки. Они ошиблись, но пламя мятежа пожрало многих твоих верных слуг. Стоит ли вновь искушать судьбу? Мои сыновья давно жаждут отличиться перед тобой. Тебе нет нужды отправляться самому ни на юг, ни на север. Пошли одного из них в ледяные поля, а другого - к Чёрному берегу. Оба они готовы отдать жизнь за тебя, великий вождь. Прошу, дай им проявить свою верность, и они не подведут. Вот что я хотел сказать.

Он замолчал и благообразно сложил морщинистые, в коричневых пятнах, руки на животе. Помощники изумлённо переглядывались, размышляя, чем им аукнется внезапное предложение Хвороста. Головня, оживившись, промолвил:

- Славно придумано, старик! Вижу, не зря я возвысил тебя - ты воистину предан мне и неустанно радеешь о благе Науки. - Он посмотрел на остальных. - Вот как надо служить богине! Бесстрашно и самоотречённо, а не поджимать хвост от любой опасности. Слышишь, Лучина? Это тебе укор.

- Головня, чтоб я лопнул, - воскликнул тот. - Позволь ещё раз съездить, и все болванки тебе привезу, до единой! Душой своей клянусь.

- Поздно, Лучинушка, поздно. Ты вон лучше за новичками приглядывай, чтобы по ночам к девкам не бегали.

Жар мстительно добавил:

- И киноварь не привёз.

Лучина покосился на него, стиснув зубы от бешенства. Маленькое личико его сделалось похожим на оскалившуюся лисью мордочку.

Головня сказал:

- Будь по-твоему, старик. Дам лучших людей, а если справятся твои сынки, подарю каждому по три десятка лошадей.

- Славой о твоих милостях полнится край, великий вождь, - просипел Хворост.

Всё складывалось как нельзя лучше. Решение было принято, главные назначены. Обошлось без распеканий и глухих угроз.

Чувствуя, что вождь расслабился, Жар произнёс:

- Позволь... слово... вождь.

- Ну? - буркнул Головня, мельком глянув на него.

- О Зольнице... Сполоховой мачехе... Она... тяжело ей... задолжала Чаднику... тот требует... в услужение... а всё ж таки - вдова вождя... да и наша... нехорошо как-то...

- Слыхал я о том, - небрежно ответил Головня. - И чего ты хочешь от меня?

- Ну, - смешался Косторез. - Вступиться... помочь... хоть и Сполохова мачеха... а всё же.

Головня долго жевал кислые ягодки клюквы: они лопались меж зубов, брызгая алым соком. Жар обильно потел, ожидая ответа. Прочие помощники с причмокиванием увлечённо пожирали строганину и потроха, делая вид, что не замечают затянувшегося молчания.

Наконец, Головня произнёс:

- Сама влезла - сама пусть и расхлёбывает.

- Да ведь наша же, вождь!.. - вырвалось у Жара.

- Что ж с того? Для меня все едины. - Он посмотрел на Костореза, опалил зелёными зрачками. - Или думаешь, своим поблажки будут? Не жди.

Жар закашлялся, подавившись воздухом. Открыл было рот, но тут же и закрыл его: лучше не настаивать.

На том совет и завершился.

Запахнувшись в меховик, Жар вышел наружу - ноздри мгновенно слиплись от мороза, студёные духи вцепились коготками в щёки и кончик носа. Сзади грохнула дверь - появился Лучина. Хмуро зыркнул на товарища из-под рыжего лисьего колпака с соболиной оторочкой, сказал одному из стражей:

- Нож.

Косторез потоптался, терзаемый угрызениями совести, робко подступил к товарищу.

- Лучина, я...

- Что? - тот обернулся, глянул на него, засовывая белесый от мороза нож в чехол. Потёр тыльной стороной рукавицы запунцовевший нос. - Чего ещё?

- Я это... ну, лишнее... ты не серчай...

Лучина усмехнулся в игольчатую бороду.

- Задним умом все ямы полны. - И, встряхнув головой, зашагал прочь со двора.

Опечаленный Жар поплёлся к глыбе известняка. Двигаясь вдоль длинного, прикрытого шкурами, учёного жилища, услышал тонкий голос наставника, доносившийся изнутри:

- И сказал великий вождь, сойдя с саней: "Благую весть принёс я вам". И поразил силою Науки нечестивцев - Отца, дочь его и зятя.

И десятки глоток нестройным хором нараспев повторили:

- И сказал великий вождь, сойдя с саней: "Благую весть принёс я вам". И поразил силою Науки нечестивцев - Отца, дочь его и зятя.

Наставник продолжал:

- Да будут ваши очи разъяты, а уши открыты правде; да будете вы ходить тропами истины, не склоняясь к кривде; да будут души ваши обретаться одесную великой богини, созидательницы сущего...

Над шкурницей, в перекрестье слег, вились дымки; в густой серой мгле дрожали черепа на шестах. Их было много, никто не знал, сколько - давно уже сбились со счёта. Только гости, приезжая, цокали языками: "Ишь ты, цельный лес".

Идя мимо шестов, Жар старался не поднимать головы - слишком занозили его взгляды пустых глазниц, слишком зрим был страх, источаемый ими. Особенно тяжко было взирать на тех, кого казнили недавно. Их лица ещё не изъели ветра, очи не выклевали птицы. С высоты, мертво раззявив рты, смотрели они на проходящих и будто жаловались им: "За что нам такая доля?". А внизу, под ними, бурлила жизнь: с хохотом играли в горелки дети, пробегали по своим делам запыхавшиеся бабы, брели коровы, возвращаясь с выпаса, тёрлись псы, задирая задние ноги.

Проходило время, с голов облезала кожа, выпадали белые ломкие волосы, черепа понемногу желтели и покрывались трещинами, становясь неотличимы друг от друга - теперь даже старожилы не угадали бы, где башка Отца Огневика, а где - Сполоха. Сумеречными ночами, когда в небе загоралась пляска духов, черепа белели над стойбищем как застывшие в полёте совы. Лёдопоклонники - и те робели, глядя на это оскаленное воинство. "Пускай боятся, - говорил Головня. - Лучше страх, чем презрение".

С утыканной шестами площадки для собраний - прямой путь к шатрам гостей. Там-то и перехватила его Зольница. Тряся оберегами, как кликуша, взмолилась помощнику вождя:

- Ох, Жарушка, утешь ты меня. Скажи, обещал Головня послабление?

Косторез, досадуя, процедил:

- Нет... сама виновата... дай-ка пройти...

Зольница взвыла, вцепившись в торчавшие из-под колпака пегие космы.

- Да за что ж напасти-то эти? Неужто чем богов прогневила? Не жизнь, а мучение.

Жар молчал.

- Скоро ведь всех со свету сживёт, ненасытная утроба. А мне-то, на старости зим... поругание. И так всё потеряла, живу из милости... Господи боже, да снизойдёт ли кто до моих мук или у всех сердца каменные?