Нелла Тихомир - Призрак гнева

— Не понимаю, при чем здесь я, — Дэвайн повел плечом. — Я ведь не вылавливаю убийц. Я лекарь, конунг, и очень спешу. Мне недосуг ерундой заниматься.

— Ерундой? — Торгрим зло, криво усмехнулся. — Ерундой, говоришь? Это существо уже четверых у нас убило. Может, в тех краях, откуда ты явился, это и называется ерундой, да только… У нас тут, изволишь ли видеть, люди смотреть друг на друга боятся, из поселка боятся выползти, дочери мои от страха с ума сходят, я сам который месяц глаз сомкнуть не могу, все думаю, кого оно еще прикончит, а ты говоришь, ерундой… — он перевел дух. — Оставайся, а, колдун? Я тебе хорошо заплачу. Отдам, чего захочешь, Асгардом клянусь, ничего не пожалею. Земли пожелаешь? Будет тебе земля. Золото будет, все, чего душе угодно.

— Да при чем тут золото. Я ведь, кажется, ясно сказал: я лекарь, а не колдун. Попроси свою дочь, она прорицательница. А я не прорицатель, и ворожбой не занимаюсь. Как же ты хочешь, чтобы я этого убийцу нашел? Не проси меня, я тебе ничем помочь не смогу.

— Ну, а твой мальчишка? Твой сын? Он вон какие штуки откалывает. Неужели и он не…

— Брана оставь в покое. И вообще, мы не те люди, что тебе нужны. Мы не ловим убийц, пойми это уже. А теперь извини, нет времени, нас во Флатхолме ждут.

— Постой, колдун, постой! — заторопился конунг. — Ты ж не знаешь всего. Этот убийца — оборотень. Поэтому никто, кроме вас, нам не поможет. Стал бы я перед тобой тут унижаться, кабы не это.

— Ну, полно, полно, конунг! Ты вроде не ребенок, что еще за сказки.

— Тебе б такие сказки, — отрезал конунг, — ты б потом всю оставшуюся жизнь не заснул. Никакие это не сказки. Правда это, колдун. У нас тут завелся оборотень, чтоб ему…

Дэвайн помолчал. Не было сомнения: конунг не лжет, не шутит, не пытается его запутать. Конунг действительно верит в то, что говорит.

— Но с чего ты взял, — спросил Дэвайн, — с чего ты взял, что это оборотень?

— Да с того и взял, — конунг вздохнул. — Сам посуди, колдун: убивает вроде как медведь, но планирует явно человек, уж больно хитро все это каждый раз обставлено, — понизив голос, Торгрим огляделся. — Видишь? Сам себя уже боюсь, до чего довел, собака. Ну, так что, поможешь, или нет? Соглашайся, колдун. В убытке не останешься.

— Погоди, конунг. Но почему ты знаешь, что убивает медведь?

— Я, по-твоему, тупой? Я ж, чай, следы медвежьи узнать могу. И потом… жрет он их. Жрет, понимаешь? Ну, опять же, стены он ломает, двери… Кому, кроме медведя, такое под силу? А следы, сказать тебе, от него на снегу громадные. С сосну ростом, поди, медведище… ну, то есть чудище это.

— Кто-нибудь его видел?

— Ясно, что видели, — буркнул конунг. — Видели… те, кого он сожрал.

— Живые, конунг. Я говорю про живых. Живые его видели?

— Нет, колдун, из живых никто его не видал. Четверых он тут угробил, а никто не видал. Умеет, сволочь, прятаться. Люди говорят, что он когда крови хочет, тогда и в зверя обращается. Лучшие следопыты его поймать не сумели. И… и Траин, мой старший сын — тоже. После того, как эта тварь сожрала Ари, его друга, мой сын поклялся отомстить, — конунг опустил голову, — да не вышло у него. Оборотень сам его поймал. Подкараулил в старой охотничьей избушке, в лесу, да разорвал в клочки. Видел бы ты, колдун, что от него осталось, от сына моего… И никто, никто эту тварь выследить не смог, прямо будто в воду канула. Исчезла, может, на месяц, а потом — опять. У нас до того дошло, все друг дружку подозревать стали. В каждом оборотень мерещится, а поймать его не можем, только и остается, что сидеть да ждать, кого он еще вздумает прикончить. Так и живем, колдун. Такие вот дела.

Дэвайн молчал.

— Ну, колдун, чего молчишь?

— Не знаю, что сказать, — сознался Дэвайн. — Все это очень странно. Нужно время, чтобы разобраться.

— Оставайся, и будет тебе время!

— Нет, конунг, не могу. Во Флатхолме эпидемия. К тому же, я дал слово Эйреку. Не могу, и не проси.

— Все отдам, колдун! Все, что пожелаешь! Цену сам назначь. Ну же, колдун, соглашайся!

— Да ведь я же сказал, что не могу, — ответил Дэвайн. — Вот после — другое дело. Как во Флатхолме закончу, приеду к тебе.

— Да ты смеешься, что ли?! — взъярился конунг. — Ты, может, у этого Синего Носа до весны проваландаешься! Да к тому времени эта тварь всех тут порешит!

— Я сказал — нет, значит, нет. Я дал Эйреку слово, и нарушать его не собираюсь. Если будет нужно, и год во Флатхолме пробуду. Я тебя, конечно, понимаю, но…

— Да насрать на твое понимание! — заорал конунг. — И на Краснобородого насрать, и на всех его дружков! Я уж полчаса перед тобой пресмыкаюсь, и все напрасно! Да ты просто издеваешься надо мной, колдун! Ну, как же: конунг перед ним унижается! Какое для тебя, раба, удовольствие! Небось, не всем рабам такое каждый день выпадает! Чего ты тут корчишь из себя, разбойник, нищеброд? Волшебника? Великого врачевателя? Да ты всего лишь раб! Поганый раб ты, вот ты кто такой!

Дэвайн выждал, пока конунг замолчит.

— Ты закончил? — молвил он. — Чтоб ты знал: кем бы я не был, я не твой раб, и не буду им никогда. Уж лучше умереть. А теперь я ухожу, говорить с тобой нам больше не о чем.

— Никуда ты не уйдешь!

— Оставаться на месте, — велел Дэвайн. — Не приближайся ко мне.

— Ты не уйдешь отсюда, колдун!

— Еще как уйду. А если для этого придется убить тебя, конунг, так это я сделаю, не задумываясь. Ясно тебе? Не стой у меня на пути. Отойди!

Конунг шагнул вперед, Дэвайн услыхал его тяжелое дыхание.

— Нет, колдун, — выдавил Торгрим. — Ты не можешь уйти. Я… я прошу тебя. Я никогда никого ни о чем не просил, а теперь прошу: не уходи. Ты обязан нам помочь. Кто же еще нам поможет, если не ты?

— А кто поможет людям во Флатхолме?

— Что я должен сделать, колдун? — прохрипел конунг. — Как тебя просить? Какие слова говорить, чтоб ты согласился? Что, что нужно для этого сделать? Скажи, и я сделаю. Хочешь, на колени встану перед тобой? Хочешь? Ну, хочешь?

И Торгрим внезапно упал на колени в снег.

— Видишь? — сказал он. — Я на все пойду.

— Встань, конунг.

— Не-ет, колдун. Хочешь, можешь людей позвать, чтобы все видели, как конунг перед тобой на карачках ползает. Пускай полюбуются.

— Послушай, — сказал Дэвайн. — Я обещаю, что вернусь, как только закончу во Флатхолме. Я даю слово, слышишь? Это все, что я могу для тебя сделать.

— Нет, колдун. Этого мало. Ты не можешь уехать.

— Но я должен ехать! — не выдержал Дэвайн. — Хватит! Кончай это представление!

— Колдун…

— Встань и замолчи. И… и слушай меня. Я обязательно сюда вернусь. Чем смогу, я помогу тебе. Но сейчас — сейчас я должен ехать. Я не могу остаться, пойми. Я не могу остаться.

— Я могу остаться, — раздался тихий голос у Дэвайна за спиной. Тот обернулся. Бран сидел на снегу, и лицо, освещаемое отблесками пожара, казалось желтоватым, точно от болезни.