Нелла Тихомир - Призрак гнева

По застывшему лицу Харалда.

Понурив голову, Бран обхватил себя руками, стараясь унять озноб. Это не помогло, и когда они подошли к порогу, Брана сотрясала дрожь.

Дверь в дом оказалась распахнута настежь. Свет изнутри, желтый и колеблющийся, стелился по снегу, словно грязный ковер. У входа стояли люди с факелами. Отделившись от толпы, вперед кинулась высокая женщина. Подбежала к Харалду, и воины, несшие труп, остановились. Женщина замерла. Уставилась в его мертвое лицо. Сгорая, трещала в факелах смола. Прошла минута, другая, а женщина все смотрела. Потом протянула руку и поправила прядь волос у мертвого на лбу. Глаза расширились. Рухнув на колени, она припала щекой к волосам мертвеца, вцепилась в его одежду, и страшный, совсем звериный вопль вырвался из горла.

Люди остолбенели, стояли и молча смотрели на нее, а она все кричала и кричала, и кричала… Наконец, шагнув вперед, один из воинов обхватил ее за плечи и повел прочь. Она подчинилась, словно этот крик отнял у нее все силы, шатаясь, прошла мимо Брана, но даже не увидела его.

Она первая переступила порог, а следом внесли Харалда. Ведомый конвоирами, Бран вошел в дом.

В напольных лампах горел огонь. Люди толпились у порога, возле стен, сидели на лавках, даже на столе. Никто не проронил ни слова. Харалда опустили на лежанку у стены. Женщина оказалась рядом. Опустившись на колени, взяла его безвольно свесившуюся руку. Толпа стояла, будто монолит, и множеством глаз таращилась на Брана. Всем своим существом он ощутил ее молчаливую вражду.

А потом он заметил Грани. Тот стоял поблизости и глядел на своего мертвого отца. На лице Грани застыло безмерное удивление. Бран посмотрел, Грани поднял глаза, их взгляды, встретившись, не расходились очень долго — и от того, что увидал в глазах Грани, у Брана оборвалось сердце.

— Эх, надо было мне все ж таки вас повесить, — уронил конунг.

Он сидел возле стола. Острые, как буравчики, глаза, не мигая, воткнулись в Брана.

— Пустите его, — велел конунг стражам. — Чай, не убежит.

Конвоиры подчинились, и Бран сразу повернулся к конунгу:

— Я его не убивал. Клянусь.

— Это мы уже слыхали, колдун, — сказал конунг. — Да только одних-то слов маловато будет.

— А что, тебе опять нужны доказательства? — возразил Бран — и прикусил губу. Это прозвучало насмешкой, а смеяться сейчас ему вовсе не хотелось. Ни над кем, даже над конунгом.

Конунг нахмурился, глаза превратились в злые щелки:

— Я на твоем месте поостерегся бы, колдун. Или совсем стыда у тебя нет?

Бран поглядел на Харалда, на безжизненное тело, простертое вдоль лавки. На запрокинутую голову и свесившуюся руку.

— Я не издеваюсь, — ответил он. — Но… ты прав. Ты прав. Только на этот раз у меня нет никаких доказательств. И свидетелей тоже нет.

Конунг сидел, постукивая по полу ногой.

— Нету, говоришь? — отозвался он. — А Серый?

— Кто такой Серый?

— Да раб. Харалдов раб, — по губам конунга скользнула жесткая усмешка. — Ой-ой, колдун, а ты, видать, не знал. Дал, видать, маху, а, колдун? Облажался! Серый слыхал, как вы ссорились, он у двери хозяина ждал, ну, и подслушал вас. Он вечно подслушивает, Серый-то, уж он такой. Подслушивает и подсматривает. Слыхал он, все слыхал, колдун. Вот так.

Бран остолбенел. Он чувствовал людские взгляды и чувствовал, как наливается яростью толпа.

— Я… не понимаю, о чем ты, — услыхал он свой внезапно севший голос. — О чем ты говоришь, конунг?

Торгрим посмотрел на Брана с отвращением.

— Все дурочку валяешь, да, колдун? — ответил он, сдерживая злость. — Даже теперь не признаешься? Трус!

— Мне не в чем признаваться. И я не трус, не больше, чем все остальные. Но если уж дело так пошло, я имею право знать, в чем меня обвиняют. Что тебе сказал этот раб?

— Здесь я вопросы задаю! — рявкнул конунг. — Щенок! Выучись сперва со старшими говорить!

— Извини, я не хотел грубить. Но я действительно ничего не понимаю. Этот раб… Серый, он, наверное, и правда подслушивал под дверью, я тоже так подумал, когда наткнулся на него… ну, не важно. Но мы с Харалдом не ругались. Нам с ним нечего делить. До сегодняшнего дня я с ним был едва знаком. Этот раб говорит неправду. Не знаю, зачем, но он врет. И потому я тебя прошу, конунг: позови этого раба. Пускай он здесь повторит все, что рассказал. Пусть посмотрит мне в глаза — и повторит. Я тоже хочу услышать, что сделал такого ужасного. Пожалуйста, конунг. Я только об этом тебя прошу.

Конунг уставился на Брана, но тот взгляда не отвел.

— Что ж, — сказал Торгрим наконец, — это можно. Эй, Серый! Серый! Где ты там?

Молчание. Люди начали оглядываться.

— Здесь он, иль нет? — нетерпеливо спросил конунг. — Куда запропастился, пес его…

Никто не ответил. Раб не появлялся. Конунг повернулся к воинам, стоявшим неподалеку.

— Олаф, — позвал конунг, — найдите-ка его. Только не бейте, просто приведите сюда. Да скажите, чтоб не боялся, никто ничего ему не сделает, и колдун тоже. Давайте поскорей.

Мужчины направились к двери.

— Мы его отыщем, колдун, будь спокоен, — пообещал конунг.

— Надеюсь, — отозвался Бран.

Повисла тишина, медленно потянулись минуты. Устав стоять, толпа разбрелась. Все, кто стоял, уселись на лавки, на табуреты около стола, на ногах остались лишь Бран и конвоиры.

Прошло с десяток минут, и терпение конунга лопнуло.

— Да где ж они, за смертью их только посылать. Так чего ж, колдун? — конунг небрежно облокотился о стол. — Говоришь, не ссорились вы с ним?

— Нет, — ответил Бран. — Мы не ссорились, просто разговаривали.

— Ага, разговаривали. Ясно. Значит, вы просто разговаривали, а потом он просто упал и умер, так?

— Нет, не так! — вспыхнул Бран — но взял себя в руки. — Не так. То есть, не совсем так. Видишь ли, пиво, которое он принес, было отравлено. Я так думаю, больше просто ничего не остается. И Харалд то же самое подумал. Он мне это сказал перед… перед смертью. Из того, что он принес, он пил только пиво, понимаешь? Есть он не стал, а вот пиво выпил. Ну и…

— Пиво, говоришь? — конунг сощурился. — Ладно. Допустим. Ну, а почему тогда ты жив? Ты его не пил?

— Нет.

— Почему? — конунг подался вперед. — Потому что знал, что оно отравлено? Потому что ты его сам и отравил? А? Да?! Отвечай, колдун! Разве не так все было?

— Нет!

— Ты сам пиво отравил! И дал Харалду выпить! Раб тебя видел, колдун! Он за вами подсматривал! Отвечай, зачем ты это сделал?! Отвечай мне, ну! Говори, прежде чем мне тебя повесить! — конунг ударил себя кулаком по колену. Старший Харалдов сын вскочил, некоторые из сидящих присоединились к нему. Поднялся сильный шум.

— Тихо! — гаркнул конунг и ладонью хлопнул по столу. — Замолчите, сам разберусь! А ты, колдун, не запирайся. Ишь, щенок! Харалд-то к тебе хорошо относился, сам к тебе вызвался пойти. А ты, значится, и отплатил ему… Эх, ты…