Валерий Михайлов - В лабиринте версий

«О, Величайшая из Насмешниц, Единственная Богиня Лжей! Воспоминание о тебе ввергает меня в состояние высочайшего блаженства!» или же: «О, Величайшая из Насмешниц – Единственная Богиня Лжей! Воспоминание о тебе погружает меня в состояние глубочайшего покоя!».

Вариант текста выбирается, исходя из твоих душевных потребностей, Дорогой Друг.

И. только после того, как ты убедишься в чудодейственной силе этих слов и решишь продолжить практиковать эту молитву, мы просим тебя поделиться этим секретом и со своими друзьями».

Именно так, Дорогой Друг, поступил (поступила) и я. Поверь, только испытав на себе всю чудодейственную силу этих слов, я решил (решила) поделиться секретом Молитвы с тобой. Как поступишь ты, решать тебе. Можно, конечно, проигнорировать это Послание, можно бездумно переложить его в соседний почтовый ящик. Но что ты потеряешь, если попробуешь сделать то, что тебе предлагают. Тем более, это совсем не трудно. Лично я искренне благодарю того, кто открыл мне слова Молитвы, которые я повторяю теперь каждый день.

Еще совсем недавно Трубопроводов уничтожил бы это послание, не читая, но сейчас, после всех его приключений, он жадно пробежал глазами текст. Его пульс заметно участился. Неожиданно для себя, повинуясь какому-то импульсу свыше, Трубопроводов включил телевизор. (Он никогда не использовал его как источник социального шума и смотрел только те программы, которые, действительно, были ему интересны). Показывали церемонию вручения Премии Мальтуса «За особые заслуги в деле сокращения численности населения Земли». Трубопроводова бросило в жар. Говоря образно, это был тот самый сквознячок, который появляется, стоит, только, приоткрыть дверь. На этот раз ОТКРЫВАЛИСЬ ВРАТА В ТОТ МИР, куда он так жаждал вернуться.

Собрав всю свою волю в кулак, Трубопроводов подавил волнение. От него требовалась точность нейрохирурга и чувствительность летучей мыши. В прошлый раз, поддавшись чувствам, он «потерял след», и, как знать, если он упустит и эту возможность…

– О, Величайшая из Насмешниц, Единственная Богиня Лжей! Воспоминание о тебе расправляет мои крылья восприятия и открывает ПУТЬ!!! – прокричал он несколько раз, затем оделся и выбежал из дома.

У остановки среди разношерстных такси скучал одинокий рикша.

– В Мелиополис, – сказал Трубопроводов, садясь в коляску или тележку.

– Это будет стоить полтора пиастра, – с почтительной улыбкой сообщил рикша.

– Поехали.

Получив согласие клиента, рикша проворно побежал вперед, ловко маневрируя в пробках.

За свернувшимся в «петлю Мебиуса» поворотом молдавские рабочие перекрашивали небо в зеленый цвет. Высунувшись до половины из реки, за ними в театральные бинокли наблюдала стайка рыб. С неба большими каплями падали мгновения.

– Это с какой стороны посмотреть, – авторитетно заявил телевизор стоматологическому креслу, на обивке которого красовался значок депутата Государственной Думы, – понятия «организм», «болезнь» и «лекарство» совершенно условны, и, я бы даже сказал, носят произвольный характер, в зависимости от выбранной точки отсчета. Возьмем, например, какую-нибудь чуму. Для человека – это болезнь. Для природы – лекарство, спасающее её от людей. Для самой чумы – организм. Или, антибиотик: для человека – это лекарство. Для чумы – болезнь. Для природы – косвенный фактор, приводящий к заболеванию. А для Земли? Конечно, если рассматривать, как организм, то, что они привыкли считать жизнью, то человек – это болезнь, которая, со всевозрастающей скоростью, убивает всё вокруг, включая планету. А если то, что они считают жизнью, для планеты является аналогом грибковой инфекции, то люди, в этом случае, становятся той мазью, которая очищает её поверхность от паразитов. Может, люди и были созданы, чтобы убить все живое, а потом умереть?

– Покрывало богини, однако, – пояснил рикша, превратившийся в Миф-о-Холокосте.

– Так, вот, куда проникли в своем воображении сначала дантисты, а, потом, и сюрреалисты! – осенило Трубопроводова, раздувшегося до размеров национальной идеи.

– Распишитесь, – приказал карманный инспектор, подсунув Трубопроводову чистый лист бумаги.

– Это ещё что? – пробулькал тот на языке морзянки.

– Акт об изъятии хвоста и копыт.

– С копытами дальше нельзя, – подтвердил ставший чайником рикша.

– Хрен с вами, – согласился Трубопроводов, рассыпаясь на N-ное количество квантов.

– Доктор Торопулько! – хором позвали инспектор и рикша.

– Его нет, – ответила тишина.

– И, что теперь? – спросил инспектор.

– А вот что! – просвистев это, рикша ловким движением клешни откусил Трубопроводову хвост, ставший до безумия похожим на Млечный путь. Из разреза посыпался Песок Времен.

– Копыта отбросишь сам, – разрешил инспектор, превращаясь в Лунную сонату…

– Полтора пиастра, хозяин, – напомнил рикша, останавливаясь возле небольшого кафе – театра.

– Держи, сдачи не надо, – Трубопроводов сунул ему две монеты.

– Спасибо, хозяин!

И, словно боясь, что Трубопроводов попытается отобрать у него деньги, рикша быстро побежал прочь.

Внутри кафе было, практически, пусто. Кобыла сидела за своим любимым столиком и лениво потягивала коньяк. Напротив неё Лайма, шумно чавкая, пожирала овсянку. Чуть поодаль скучали за кальяном Ты и Август и К°. Остальные посетители покорно ждали начала представления.

Трубопроводов хотел, уже, было, подойти к своим друзьям, но его остановил администратор кафе. В руках у него была бейсбольная бита.

– Вы заказывали столик? – спросил он.

– Нет, но там мои друзья…

– Тогда садитесь здесь, с краю. Сейчас уже будет начало.

– Но мне надо поговорить.

– После. Все будет после.

Решив с ним не связываться, Трубопроводов сел на предложенное место. Сразу же после этого, словно все ждали именно его, началось представление.

Едва дождавшись окончания пьесы, Трубопроводов бросился к Кобыле.

– Ну, и какого хрена ты припёрся? – хором спросили они с Лаймой, показывая всем своим видом, что совершенно не рады Трубопроводову.

От такого приема он опешил.

– Здесь не место тем, кто пришел СЛЕДОВАТЬ, – процедила сквозь зубы Кобыла, – один тут тоже приходил, чтобы следовать. Его крестили водой, помазали маслом, затем убили, чтобы он воскрес. Хочешь стать очередным Осирисом? Так я тебе не Исида, и пусть тебя разорвут хоть на сотню частей, собирать тебя здесь никто не намерен. Это тебе, б. дь, не институт Склифосовского!

– Ну и черт с вами! Назад я, всё равно, не вернусь! – решительно произнес Трубопроводов, – пусть, лучше уж, на куски.

– Опомнись, дурень, – Кобыла схватилась копытами за голову – пока ты навсегда не погряз в паутине Лабиринта. Неужели ты хочешь всю оставшуюся вечность, подобно бездомной собаке, блуждать по бесчисленным закоулкам в поисках следа и оброненного куска плесневелой идеи? Ты этого хочешь?