Валерий Михайлов - Комедианты

– Пока светло, они не опасны, – вот и всё, что сказала Света относительно хозяев недружелюбных голосов.

Пару часов Галюся, видно, решив, что так и должен выглядеть туристический парк для богатых сынков, гордо несла свой рюкзак и даже не задавала вопросов. Она была мила эти пару часов, по крайней мере, не мешала наслаждаться птичками, кустами, травой, деревьями, комарами, клещами, мошками… Всем тем, что в совокупности и было лесом. К тому же лес пах, лес издавал тысячи запахов, объединявшихся в букет, выступающих соло, пьянящих, кружащих голову, бодрящих и освежающих… Только ради этого запаха уже стоило согласиться идти.

Часа через полтора полоса леса справа резко сменилась пустотой, наполненной туманом.

– Осторожно с обрывом, – предупредил Карл.

Ещё минут через тридцать, когда до Галюси, наконец, дошло, что «Мерседес» тут никак не проедет, она подняла восстание.

– Я больше не пойду, у меня ноги болят, и вообще… – заныла она голосом капризного дитяти.

– Заткнись, – оборвала её Света.

– Сама заткнись! Ты мне не… – огрызнулась та, но тут вмешался Дюльсендорф.

– Прирежь эту суку, – приказал он.

Светлана, ни слова не говоря, достала длинный охотничий нож. Они совсем не шутили.

– Вы чего? Я… я… – прошептала белая как мел Галюся.

– Покажи ей, – распорядился Карл.

– Пошли! – Света схватила обалдевшую Галину за волосы и потащила к обрыву.

– Тебе тоже стоит туда взглянуть. Тогда не будет вопросов, – сказал мне Дюльсендорф.

Осторожно приблизившись к краю обрыва, я посмотрел вниз.

Там текла молочная река густого тумана. Иногда туман рассеивался, и тогда из него, словно тридцать три богатыря из моря, появлялись вершины деревьев, на каждой ветке которых белело что-то округлое.

– Смотри, сука, они тоже любили пиздеть, – прошипела Света, тыча Галину лицом в обрыв, как нашкодившего кота в свежую лужу.

Черепа! Это были человеческие черепа! Тысячи, десятки тысяч черепов на ветках!

– А теперь слушайте меня внимательно. Это священный лес-прародитель. Если мы будем шуметь – это смерть, если кинем хоть одну бумажку или сорвём хоть один листок – смерть, если остановимся не там где надо – смерть, и если не доберёмся до места ночёвки до заката – смерть. Всё понятно? – Дюльсендорф посмотрел на нас, ожидая ответа. – Ну, раз понятно, пошли.

Как всё-таки смена роли меняет человека. Ещё пять минут назад жертва обстоятельств и маленький человек Дюльсендорф превратился в полевого командира, героя спецназа, стремящегося выполнить задание любой ценой. Да и Светлана вела себя не лучше, чем сука-сержант из американского блокбастера.

Дело было к обеду, когда дорога уперлась в правильный круг метров пяти в диаметре, выложенный одинаковыми круглыми камнями.

– Привал, – сказал Карл, – за пределы круга не выходить.

– А мне в туалет, – чуть не плача пошептала Галя.

– За пределы круга не выходить.

– Но как…

– Ты совсем дура неумная? Русский язык понимаешь? За круг не выходить.

– Но в туалет?

– Поссать, что ли, приспичило?

Она закивала головой.

– Ну так садись и ссы.

– Где?

– Здесь.

– Здесь?!

– Мы с Карлом отвернёмся, а вы со Светланой сделаете своё дело, потом наоборот, – вмешался я.

– Что за детский сад?

– Карл.

– Что Карл!

– Иди ты нахуй! Тебе что, отвернуться влом?

Дюльсендорф окинул меня взглядом, полным ненависти, и, ни слова не говоря, отвернулся.

Я почему-то был уверен, что мне он не сможет возразить.

– Пора, – решил Дюльсендорф.

Галина с трудом надела рюкзак, но не удержалась на ногах и упала на спину.

– Ничего не сломала? – ехидно спросил Карл.

– Нет, кажется, – она с трудом сдерживала слёзы.

– Бросай рюкзак и пошли.

– Но…

– Тебе жизнь дороже или рюкзак?

Галина освободилась от лямок и поднялась на ноги.

– Ты тоже можешь оставить рюкзак, – сказал он мне.

– Я потерплю.

– Смотри, в следующий раз ты сможешь избавиться от рюкзака только на стоянке.

– Ничего, я думаю, справлюсь.

– Тогда пошли.

К месту стоянки мы прибыли тютелька в тютельку перед закатом. Больше всего это место напоминало развалины древнего храма. Повсюду были странные письмена и картины – порождения больного воображения художника-сюрреалиста. Дюльсендорф достал из специальной ниши в стене фляжку с бесцветной жидкостью, налил по несколько капель в специальные углубления в стенах и зажег огонь.

– Это нас будет охранять, – сказал он, пряча флягу обратно в нишу.

– А не мало? – поинтересовался я.

– Это асбестовое масло. Оно горит, не сгорая.

– Дорогая, должно быть, штука, – уважительно заметила Галя.

– Бесценная.

– А что если её забрать с собой?

– Ты деревья внизу видела? – ехидно спросила её Светлана.

Галина сразу поникла и замолчала.

– Пора спать. Завтра встаём на рассвете. К полудню мы должны быть на мете, – распорядился Дюльсендорф.

Не успел я лечь, как странная, вязкая дрёма обрушилась на меня. Сквозь сон я слышал топот ног, хруст разгрызаемых костей, крики жертв, а ещё какая-то безликая тварь внимательно изучала меня, запуская свои бесплотные щупальца в моё подсознание.

Пунктом назначения была вершина невысокой горы – гладко выбритая тонзура католического священника. Она была метров десять в диаметре, а метрах в пяти от центра напротив друг друга стояли две каменных колонны около полуметра в диаметре и высотой метра по три. Не успел я сбросить рюкзак, как сильный удар по затылку сбил меня с ног. Я потерял сознание.

Очнулся я оттого, что кто-то щекотал меня волосами.

– Прекрати. – Я пытался отмахнуться, но не смог даже пошевелиться.

Тогда я открыл глаза.

Я был совершенно голым. Я стоял на куче сухих веток, крепко привязанный к столбу, а напротив… Напротив было тело Галины, лишённое головы! От ужаса мои волосы поднялись дыбом.

– Извини, но так получилось, – Светлана рисовала на мне кровью какие-то знаки, используя вместо кисточки волосы Галюсика, – ничего личного. Мне так ты даже нравишься, но они требуют тебя. Твоя смерть откроет ворота в святая святых. После этого мы будем на ты с самим Богом. Ты даже представить себе не можешь, что это значит.

Я молчал. Это только в фильмах, попав в подобное положение, герои ведут светские беседы со своими палачами. Мне же было не до разговоров. Я буквально умирал от страха.

– Ты особенный, – продолжала Света. – Ты не то, что она. Её мы взяли в подарок Хранителям. Они ведь тоже не против покушать свежатинки.

– Ты закончила? – услышал я голос Дюльсендорфа.

– Последняя буква. Всё, можешь поджигать.

Запахло дымом. Затрещали разгорающиеся дрова. Дюльсендорф со Светланой затянули заунывную песню…