Виталий Вавикин - Две жизни для одной мечты

– Вы видели? – спросил он, не в силах оторвать взгляд от темноты. Никто не ответил. Дуган почувствовал, как сжимается мир, сдавливает его. Тьма уже была не только внизу. Она окружала его, проглатывала. Дуган запрокинул голову, увидев над собой крышку гроба. Он был на дне могилы. Где-то рядом мелькнул неразличимый силуэт.

– Вытащите меня! – крикнул Дуган собравшимся людям.

Вместо ответа старик-смотритель захлопнул крышку гроба. Нервный, неспокойный сон кончился.

Дуган нащупал пачку сигарет, закурил. Утро только начиналось, но Дуган больше не смог заснуть. В груди разрасталась густая пустота. Дуган дождался, когда откроется бар, позавтракал, отказавшись от выпивки, отправился на кладбище.

Обещанных смотрителем стариков из приюта не было. Лишь сам смотритель, пара рабочих из похоронного агентства да седая, сгорбленная старуха в черном платье и черной маленькой шляпе. Дуган не стал подходить, наблюдая за ними, оставаясь у коттеджа смотрителя. Гроб опустили в землю. Старуха и смотритель пошли прочь. Они двигались неспешно, словно плыли в густой массе. Дуган не считал, но ему показалось, что он успел выкурить как минимум три сигареты, прежде чем они поравнялись с ним.

– Почему же вы не подошли? – спросил смотритель, однако укора в его голосе не было. Дуган извинился, обратился к старухе, спросил ее имя.

– Миссис Линехан, – сказала она на удивление твердым голосом. – Миссис Мэдхен Линехан.

– Та самая Мэдхен? – Дуган попытался изобразить удивление, но не смог. Где-то в глубине души он давно знал это. – Та самая Мэдхен, которая когда-то давно было девушкой Нейла Бойлана?

– Только не миссис Мэдхен Линехан, – уточнила старуха, не зная, как реагировать на эту встречу.

– Уорд? – помог ей Дуган. – Ваше имя тогда было Мэдхен Уорд, – он улыбнулся, не пытаясь скрыть, что уже знает, каким будет ответ, бросил короткий взгляд на недовольного смотрителя. – Я приезжал месяц назад к Бойлану.

– Вот как? – женщина насторожилась.

Дуган примирительно улыбнулся, спешно пересказал идею своей несуществующей книги, которую когда-то поведал Айрис, увидел, что старуха начинает терять к нему интерес, и спешно сменил тему, подойдя к моменту, когда Бойлан забрал у него фотографию Мэдхен Уорд. Старуха выслушала его, промокнула платком глаза.

– Если честно, то я думала, что он мало что помнит из прошлого, не узнает меня… – сказала она, снова промокнула платком глаза.

– Могу я задать вопрос? – осторожно спросил Дуган, получил согласие. – Вы знали художника по имени Хатч Пирс?

– Художника? – старуха несколько раз повторила услышанное имя, извинилась, пожала плечами. – Может быть, если вы напомните, где мы могли с ним встречаться…

– Я знаю лишь, что он написал ваш портрет.

– Портрет? – старуха в очередной раз промокнула платком глаза, но на этот раз слезы были вызваны не горечью потери близкого человека, а нахлынувшими воспоминаниями. – Так много всего унеслось прочь! – прошептала она дрогнувшим голосом.

– Пирс нарисовал вас в первых рядах во время боксерского матча Бойлана и… – Дуган качнул головой, заставляя себя остановиться и не рассказывать дальше. – Вы были очень красивой, – закончил он.

– И немного чокнутой, – сказала старуха, и на губах ее появилась улыбка.

– Так вы все-таки видели картину? – спросил Дуган, чувствуя к старухе какую-то непонятную симпатию.

– Ну… – протянула она, – скажем так, молодой человек, в свое время меня рисовали многие.

– Понятно, – Дуган широко улыбнулся, решив, что смысла продолжать расспросы нет. Он и так узнал все, что хотел. «Да наверно, и знал это всегда!»

Дуган попрощался и вернулся в отель. В баре он заказал себе выпить, выкурил несколько сигарет, но так и не притронулся к стакану с бурбоном. Решив, что оставаться в чужом городе больше не имеет смысла, он расплатился за номер и отправился в Филадельфию – в город, казавшийся ему таким же чужим, как и Гаррисберг. «Но там, по крайней мере, у меня есть Айрис с кипой пропахшей пылью и плесенью литературы, а что у меня есть здесь, кроме согнувшейся под тяжестью лет Мэдхен Уорд, которая плачет каждый раз, как только напоминаешь ей о молодости?!» – думал Дуган, настырно не замечая мелькавшее воспоминание о родном городе в Дакоте. Тихом, спокойном городе на берегу Миссури.

Он попытался снова вспомнить номер Микелы Хостингс, но так и не смог. «Да я бы все равно не стал звонить», – сказал он себе.

Река воспоминаний принесла картину оставленного в баре Гаррисберга стакане бурбона, затем образ Мэдхен Уорд – молодой, сочной, полной сил и желаний. Той самой Мэдхен, что приходила во снах. И тут же образ согнувшейся под тяжестью лет старухи. «Нет, определенно нужно было выпить», – подумал Дуган, чувствуя, как в грудь возвращается прежняя пустота. Мысли снова помчались в Гаррисберг, но уже не на кладбище, где он встретил Мэдхен Уорд – настоящую Мэдхен Уорд, а не рожденную воображением фантазию, – нет, теперь он видел Хэйден, видел тот день, когда они только познакомились. И Хэйден была такой же настоящей, как и старуха Мэдхен. Хэйден, которая была совершенно не похожа на ту Хэйден, которую Дуган видел в своих снах – без кожи, молящую его прикоснуться к ней. Нет. Эта Хэйден была жива. Она смеялась, отпускала непристойные шутки и занималась любовью так, словно каждый раз для нее был последним…

«И еще она напоминала Микелу, – подумал Дуган. – Только без кисти и красок… И еще без этой безумной одержимости рисовать пейзажи, которые должны перевернуть мир».

Он попытался вспомнить их последнюю ночь. Ночь с Хэйден и ночь с Микелой. Детали показались ему до боли схожими. Словно и не было между этими событиями десяти лет. Словно две этих девушки были одним лицом.

«Нужно будет заехать и узнать, как у нее дела, – решил Дуган, настырно прогоняя образы из своих ночных кошмаров. – Все это либо безумие, либо просто разыгравшееся воображение, – говорил он себе, настырно оживляя перед глазами образ старухи, в которую превратилась некогда молодая и желанная Мэдхен Уорд. – И я не боюсь. Не верю в них. Они не имеют надо мной власти».

Река времени принесла видение пожара. Пирр горел, а женщина с прической, похожей на сливочный пудинг, кружилась между охваченных огнем зданий. Дуган увидел знакомую улицу и родной дом, к которому подбирались голодные языки пламени. Память потянула его ко входной двери. Он остановился.

Остановился в своем видении. Остановился в реальности, свернув с дороги на стоянку возле бара в каком-то крохотном городе.

Бурбона не было, и Дуган взял двойную водку со льдом. Алкоголь помог успокоиться, но воображение замерло на картинке оставленного в Пирре родного дома, к которому подбирался огонь, и где-то далеко, эхом, звенел смех Мэдхен Уорд. «Я не боюсь, – сказал себе Дуган. – Больше. Я в это не верю. Ни во что не верю». Кубики льда в стакане звякнули, ударились о зубы.