Джонатан Келлерман - Голем в Голливуде

– Унеси, – приказывает Ашам служанке.

Девушка молча смотрит.

От мясного аромата рот наполняется слюной.

– Уйди! – Ашам кидается подушкой.

Служанка уходит прочь, роняя капли жирного сока с подноса.

Будь у Ашам силы, она подлизала бы их с земли. Истощенная гневной вспышкой, она откидывается навзничь и задремывает.

Сквозь дрему слышит – рядом кто-то подсел.

– Вижу, ты пошла на поправку. Уже фордыбачишь. Даже не открывая глаз, Ашам видит его насмешливую ухмылку.

– Чем не глянулась баранина? – спрашивает Каин.

– Не хочу.

– Вкуснотища.

– Гадость.

– Есть мясо не зазорно, – говорит он. – Тут все едят мясо. Это роскошь, очень полезная для здоровья.

Ашам молчит.

– Ладно, принесу тебе что-нибудь другое.

– В смысле, прикажешь подать.

– Чего бы тебе хотелось?

– Кто эти люди?

– Мои слуги.

– Откуда они?

– Отовсюду. Странники вроде меня.

– Тоже убийцы.

Каин пожимает плечами:

– Есть много способов впасть в немилость. Ты даже не представляешь сколько. Мы создали свой дом.

– Они со мной не разговаривают.

– Я приказал не беспокоить тебя.

– Даже не отвечать на вопросы?

– Тебе нужен покой, – говорит он. – Незачем напрягаться.

Наконец Ашам открывает глаза:

– Тебе прислуживает весь город?

Каин хохочет. Так бывало в детстве, когда она сморозит глупость.

– Чего ты? – говорит Ашам.

– Нет, мне служат лишь те, кто сам захотел.

– Никто добровольно не станет слугой.

– И снова ты удивишься… Помнится, наш батюшка был ярым сторонником служения.

– Господу.

– Какая разница?

– Огромная, – говорит Ашам. – Нет иного закона, кроме Божьего.

– Ты стала шибко набожной.

– Поступать по совести – вовсе не набожность.

– Ты здесь за этим? Чтобы поступить по совести?

Ашам не отвечает.

Каин берет ее холодную руку:

– В любом случае, я рад тебя видеть.

Утром она просыпается и видит Еноха – мальчик на корточках сидит в углу: склонил голову, сосредоточенно высунул язык.

– Я не слышала, как ты вошел.

– Я тихонько. – Енох вскакивает и обегает комнату, останавливаясь перед трещинами в стенах. – Ты не стала есть баранину. Почему?

Потому что твой отец хочет, чтобы я ее съела.

– Не люблю, – говорит Ашам.

– А что ты любишь?

– Плоды. Орехи. Все, что дает земля.

– Я тоже это люблю.

– В чем-то мы схожи.

– Видела бы ты наш рынок, – говорит мальчик. – Там столько всего.

– Вот поправлюсь, и ты меня сводишь.

– А когда ты поправишься?

– Скоро.

– Совсем скоро?

– Не знаю.

Енох плюхается на пол и упирает подбородок в кулаки:

– Я здесь подожду.

– Все же не так быстро, – улыбается Ашам.

– Тогда я приду завтра.

– Боюсь, к завтра я не поспею.

– Тогда послезавтра.

– Ты настырный, – говорит Ашам.

– Что это значит?

– Спроси отца.

– Спрошу. Он знает. Он тут самый умный. Поэтому его все любят. Когда вырасту, я стану созидателем, как он. У меня родится сын, и я назову город в его честь. Хочешь посмотреть мои игрушки?

– Не сейчас. – Одна мысль о строительстве ее утомляет. – Пожалуй, вздремну. Будь любезен, подай одеяло… Спасибо.

– На здоровье.

Верный слову, Енох приходит назавтра и каждый день. Каин занят государственными делами, и на долгие недели мальчик становится единственным собеседником Ашам. Правда, беседа больше похожа на допрос. Как она относится к черепахам? Полную луну когда-нибудь видела? Знает интересные загадки? Его болтовня ненадолго разгоняет уныние и отвлекает от боли, когда Ашам садится, спускает ноги с кровати и шатко встает, придерживаясь за столбик балдахина.

– Молодец! – ликует Енох всякий раз, когда она добирается до очередной вехи. – Молодчина!

Он приплясывает вокруг нее, звон колокольчика вызывает слуг. Увидев, кто их звал, они скрежещут зубами и исчезают.

Вскоре неиссякаемый восторг Еноха заставляет Ашам взять палку и туда-сюда ковылять по комнате.

– Шагай шибче, – велит мальчик.

– Я стараюсь.

– Ты сможешь. Не отставай.

– Потише, Енох.

– Не поймаешь, не поймаешь!

– Ох, дождешься…

– Слабо?!

– Вот сейчас поймаю и поколочу.

– Ха-ха-ха-ха-ха!

С рынка он приносит ей сласти, прикладывает горячие камни к спине. Расчесывает отрастающие волосы. Служанки по-прежнему немы с Ашам, но общаются с Енохом, который выступает посредником.

– Не надо простокваши, – просит Ашам. – Скажи ей.

– Не надо простокваши, – передает Енох.

– Хозяин говорит, простокваша даст ей силы.

– Скажи, если еще раз принесет, я вылью простоквашу хозяину на башку.

– А я люблю простоквашу, – делится Енох.

– Чудесно. Отдай ему.

– Отдай ему, – вторит Енох.

– Да не ему, а тебе.

– Тебе.

– Не ей, а тебе, Еноху.

– Тебе, Еноху. – Удивленные глаза. – В смысле, можно съесть твою простоквашу?

– Наконец-то разобрались.

– Ура! Давай сюда простоквашу!

– Извольте, хозяин.

Ашам неустанно себе повторяет: нельзя любить этого ребенка. Любовь – плодородная почва, в ней коренятся сожаления. Ашам усердно их выпалывает, но ежедневно вылезают новые ростки.

Например, она видит, что мальчик унаследовал черты и Каина, и Навы. Но поди разберись, в кого он, если мать и отец друг на друга похожи, – да и Ашам похожа на них, если уж на то пошло. Тоже смуглая.

Возникает новый вопрос.

Где Нава?

С приходом весны Каин переводит ее в просторную спальню на втором этаже. С балкона открывается вид на город. На рассвете печные дымки возвещают начало дня, а закачивают его барабаны, уведомляющие о закрытии городских ворот. Днем мерцающий зной полон жизни, далеких голосов и соблазнительных красок. Зрелище разжигает любопытство и заставляет выздоравливать усерднее. Енох бежит впереди и дразнится, заставляя с каждым днем проходить все больше и больше. Сперва до мусорного короба в конце коридора. Потом во двор. Следующая веха – сторожевая башня, где Енох, хихикая, шныряет меж ног лучников. Потом снова тем же маршрутом, но быстрее и без многочисленных передышек. Еще, еще и еще раз. И снова, но уже без палки.

– Не догонишь!

– Сейчас, сейчас…

И наконец она его ловит, подхватывает на руки и чувствует горячее тельце, трепещущее от восторженного ужаса.

Отпусти!

Без костыля, но в компании. Сзади всегда пара служанок, готовых поддержать, если вдруг Ашам споткнется. Едва она подаст знак, они летят исполнить ее пожелание.

Не подчиняются лишь одной команде – оставить ее в покое.

Ашам жалуется Каину:

– Я узница?

– Конечно, нет.

– А как будто заключенная.

– Дверь не заперта. Ты вольна пойти, куда и когда захочешь. Здесь все свободны. В этом различие между нами и другими. Мы сами устанавливаем себе границы.