Э. Хадспет - Химера

Блэк уверял, что располагает доказательствами существования этих древних видов, которые доставлялись ему со всего мира и, аккуратно упакованные, хранились в его фургоне. Хотя он и в самом деле получал много посылок, считается, что эти ящики содержали образцы мутаций, позволявшие ему заниматься исследованиями, начатыми еще во время работы в Палате С. Среди предметов, изъятых из музея, имелся большой ящик с сопроводительной ведомостью. В документе значилось, что посылка прибыла из Константинополя. Прочесть имя отправителя так и не смогли. Что хранилось в ящике, установить не удалось, но он был достаточно велик, чтобы без проблем вместить двух взрослых людей. К сожалению, даже приблизительное количество посылок, полученных доктором Блэком, остается неизвестным.

Наконец, наконец он прибыл. Я ждал достаточно долго. Теперь мне кажется, что на нетерпеливое ожидание ушло больше времени, чем потребовалось для того, чтобы привезти его сюда.

По мере того как популярность Блэка росла, все большее число людей знакомилось с его уникальными научными взглядами, а также с мнением его критиков. Я не ошибусь, если скажу, что вся эта история превратилась в спортивное состязание между двумя противоборствующими командами. Одержимость Блэка отнюдь не побуждала его держаться в тени. Как раз напротив: он часто посещал всевозможные мероприятия, приемы и обеды или массовые политические митинги (как правило, без приглашения) с целью огласить свою точку зрения и взгляды. Рассказывали, что в небольшом и очень эксклюзивном клубе в Нью-Джерси Блэк настроил против себя хозяина тем, что запустил в окно стакан, пытаясь тем самым проиллюстрировать свое утверждение, что не Бог замышлял человека как летающее существо, но что этого хочет сам человек. Его действия спровоцировали возмущение, в результате которого главная столовая клуба была разгромлена.

Я слышу, как они изумляются моей работе — моей возмутительной науке. Я слышу, как они вскрикивают, пугаясь того, что видят. И есть джентльмены, которые сомневаются в том, что я им говорю. Они называют меня лжецом и шарлатаном или мошенником. Но со временем научные методы, которые я использую в качестве средства убеждения, наверняка сделают их свободными. Увы, я ничего не могу сейчас объяснить этим злобным глупцам.

Блэк презирал своих критиков. Ближе к концу профессиональной деятельности он прославился своим неуравновешенным поведением и непредсказуемыми поступками. Вместе с числом посетителей музея возрастало и число критиков. Блэка беспокоило то, что его не воспринимают всерьез. Он был ученым, а не шутом. Разочаровавшись, осенью 1884 года он выступил лишь дважды, прежде чем закрыть экспозицию и разорвать договор с Американской ярмаркой. Вот выдержка из статьи, опубликованной в филадельфийском медицинском журнале в июле 1884 года.

…Он показывал обычные кости, найденные при раскопках, обычные останки козы или льва и уверял нас в том, что обнаружил доказательства существования сфинкса. Он читал посетителям бесконечные лекции, погружаясь в мельчайшие детали строения костей, раскрывая их тайны — тайны, которые ни я, ни кто-либо еще так и не смог увидеть. Теперь он путешествует как обычный шарлатан, демонстрируя своих кукол и прочие цацки в качестве доказательств. Если сшить чудовище, станет ли оно доказательством собственного существования? Доктор Спенсер Блэк — выживший из ума болтун. Он никогда не успокоится. Он всегда будет видеть то, чего не существует на самом деле. Ложь, повторенная многократно, превращается в правду, которая подпитывает сама себя. Он безумец!

В конце 1884 года прозвучал знаменитый ответ доктора Блэка.

Доктор Холас!

Я долго откладывал написание этого послания. Теперь мне известно, что я у Вас не в милости. Я удивился, узнав, что Вы стремитесь уничтожить мою репутацию и что Вы неумолимы и безжалостны в своем мнении обо мне.

Мой дорогой доктор, Вы называете меня безумным, но разве это мне не хватает смелости, чтобы встать на истинный и прямой путь мысли? Вовсе нет. Похоже, это Вы не можете и не желаете страстно стремиться к знанию, которым Вы пока не располагаете.

Я дал Вам шанс заглянуть за пределы Ваших возможностей, за пределы Вашего маленького научного мирка. Шанс принять участие в величайшем антропологическом открытии, о котором только может мечтать хирург. Радуясь продвижению своей работы, но оплакивая утрату того, что некогда было крепчайшей дружбой, я прощаюсь с Вами.

Третьего мая 1884 года у Спенсера и Элизы родился здоровый мальчик, которому дали имя Сэмюэл. Но радость от его рождения была недолгой. Ее оборвала трагедия. Их второй ребенок, Виктор, заболел брюшным тифом. Он болел несколько недель и умер всего через четыре месяца после появления на свет Сэмюэла. Запись, повествующая об этом событии в дневнике Спенсера, датирована сентябрем 1884 года.

Мой дорогой нежный ангел, мой дорогой нежный… Теперь он ушел к своей сестре Элизабет. Я, его родитель, его отец, не смог помешать ему уйти. Что будет с остальными моими детьми? Буду ли я так же беспомощен, когда они заболеют? Со всеми своими достижениями, со всем, чему я научился в своих беспрестанных трудах, со всеми приобретенными знаниями, которых у меня существенно больше, чем у обычного образованного человека, я не способен спасать собственных детей? С таким же успехом я мог бы убить их своими руками.

Неужели мне остается лишь засвидетельствовать смерть? Неужели я не способен разделить радость жизни?

Разочаровавшись в популярности анатомической экспозиции и оплакивая утрату сына Виктора, Блэк с головой ушел в работу. Теперь он верил в то, что сможет доказать истинность своих убеждений, только если сумеет создать живое свидетельство, сумеет оживить свои творения. Только в этом случае мир его поймет.

Сразу после возвращения в Филадельфию зимой 1884 года он начал работу над пересадкой живых тканей в небольшом сарае в лесу позади своего дома. Со временем этот сарай превратился в своего рода лабораторию. Блэк жил в доме, но каждое утро садился на лошадь и ехал в лес, чтобы продолжить работу в лаборатории. Он с необыкновенным упрямством и целеустремленностью предавался своей одержимости творением жизни.

Когда приходит смерть, сама жизнь внутри тебя знает свою участь. Она корчится и цепляется за тело с беспримерной яростью. Затем, в одно стремительное мгновение, боль исчезает, и все, что ты слышишь, — это звук смерти. Она подходит к тебе очень осторожно, как будто пространство между тобой и ею заполнено водой. Звук ее голоса приветствует тебя с благоговением посланца и непредубежденностью дипломата, пытаясь утешить тебя ее значением и успокоить ее присутствием.