Роберт Стивенсон - Алмаз раджи (сборник)

– У мистера Морриса, – сконфуженно отвечал гость.

– У мистера Джона Морриса или у мистера Джеймса Морриса? – продолжал допытываться хозяин.

– Право, не берусь сказать, – отвечал несчастный гость. – Я лично не знаком ни с тем, ни с другим.

– Понимаю, – кивнул хозяин дома. – Дело в том, что немного дальше по этой же улице живет мой однофамилец, и я не сомневаюсь, что полисмен назовет вам точный номер именно того дома, который вам нужен. Поверьте, я только рад такому недоразумению, ибо оно доставило мне удовольствие видеть вас у себя. Позвольте же мне выразить надежду, что мы когда-нибудь вновь с вами встретимся и уже не столь случайно, как сегодня. А теперь я больше не могу удерживать вас от встречи с вашими добрыми друзьями… Джон, – прибавил он, слегка повысив голос, – подайте пальто этому господину!

С той же изысканной вежливостью мистер Моррис проводил гостя до дверей, где и передал в руки дворецкого. Возвращаясь в гостиную и проходя мимо окна, он вдруг тяжко вздохнул – как человек, у которого на плечах лежит громадная тяжесть и который бесконечно утомлен взятой на себя ролью.

В течение следующего часа экипажи подъезжали так часто, что мистеру Моррису приходилось постоянно принимать новых гостей взамен выпроваживаемых им старых, при этом их общее число нисколько не уменьшалось. Наконец гости стали прибывать все реже, а изгнание шло своим чередом. Гостиная начала пустеть; игра прекратилась ввиду отсутствия банкомета, многие из гостей начали сами прощаться, и их никто не задерживал. Что касается мистера Морриса, то он с удвоенной любезностью занимал поредевших гостей, переходя от группы к группе, от гостя к гостю, и по-прежнему очаровывая всех и каждого.

Когда гостей осталось всего два-три человека, лейтенант на минуту вышел из гостиной, чтобы подышать свежим воздухом. Но едва ступив на площадку, он застыл в изумлении. Тропические растения с лестницы исчезли; три громадных конных платформы стояли перед палисадником, а слуги выносили из дома мебель. Многие из лакеев уже стояли в пальто, как бы собираясь уходить. Это походило на финал пикника, для которого все вещи, включая посуду, были взяты напрокат.

Брекенбери задумался. Прежде всего хозяин выпроводил гостей, которые, в сущности, вовсе и не были настоящими гостями, а теперь уходит прислуга, которая, может быть, тоже не была настоящей прислугой.

«Да и весь этот дом – он в самом деле настоящий? – подумал он. – Может, и он исчезнет, как в сказке?»

Выждав удобную минуту, Брекенбери поднялся этажом выше. Там он обнаружил именно то, чего и ожидал. В комнатах не было никакой мебели, на стенах – ни одной картины. Дом был недавно отремонтирован и оклеен обоями, однако в нем, несомненно, никто не жил не только теперь, но и прежде. Молодой офицер вспомнил уют и дух широкого гостеприимства, поразивший его по прибытии сюда. Только ценой огромных затрат можно было с таким размахом разыграть весь этот спектакль!

Кем был господин Моррис? С какой целью он носил маску радушного хозяина в течение этого вечера? И зачем собрал своих случайных гостей в отдаленном уголке Лондона?

Спохватившись, что отсутствует слишком долго, Брекенбери поспешил вернуться в гостиную. Там, считая хозяина и его самого, оставалось всего-навсего пять человек. Мистер Моррис улыбкой приветствовал его и тотчас же поднялся.

– А теперь, господа, – объявил он, – я считаю своим долгом пояснить вам, зачем я столь странным образом созвал вас сюда. Надеюсь, вы не слишком скучали, но признаюсь сразу, моей целью было вовсе не украшение вашего досуга. Я хочу заручиться вашей помощью в одном крайне затруднительном и тяжелом для меня деле. Все вы настоящие джентльмены, – продолжал он, – ваши внешность и манеры тому порукой, и мне не нужны другие доказательства. Итак, я прямо обращаюсь к вам с просьбой принять участие в одном деликатном и опасном предприятии – опасном потому, что при этом жизнь ваша может оказаться под угрозой, а деликатном потому, что я попрошу вас хранить полнейшую тайну относительно всего, что вы услышите или увидите. Я сознаю всю нелепость подобной просьбы, исходящей из уст полузнакомого человека, поэтому спешу прибавить, что всякий из вас, кому не по душе участвовать в опасном предприятии, требующем, неизвестно во имя чего, чисто донкихотской отваги, волен покинуть этот дом и вернуться домой. Я искренне пожелаю ему спокойной ночи и полного благополучия.

Рослый и чрезвычайно сутулый брюнет тотчас отозвался:

– Я ценю вашу прямоту, сэр, – проговорил он, – но что касается меня, я ухожу. Я не собираюсь читать нравоучений, но должен заметить, что ваши речи вынуждают насторожиться. Итак, я ухожу, и полагаю, что тут больше не о чем распространяться.

– Напротив, – ответил господин Моррис, – я вам очень признателен за все, что вы сказали. Затеянное мною дело даже более опасно, чем вы полагаете.

– Так что же, джентльмены? – проговорил рослый господин, обращаясь к оставшимся. – Мы приятно провели вечер, не разойтись ли нам теперь по домам? Наутро, пробудившись ото сна – целыми, невредимыми, с чистой совестью, – вы наверняка помянете меня добрым словом.

Последние слова были произнесены с особой торжественностью, и лицо этого господина приняло до крайности серьезное и озабоченное выражение. Из числа присутствующих еще один господин поспешно поднялся и с явной тревогой начал собираться. На месте остались только двое: лейтенант Брекенбери и старый красноносый майор-кавалерист. Оба сидели совершенно спокойно, лишь однажды обменявшись многозначительными взглядами.

Проводив дезертиров, мистер Моррис запер за ними двери и вернулся к офицерам; взгляд его сиял – в нем читались радость и облегчение.

– Я выбираю людей, как Иисус Навин [79], – сказал он, – и думаю, что лучших помощников мне не найти во всем Лондоне. Я следил за вами в течение всего вечера: я наблюдал, как вы играли и как проигрывали; затем я обратился к вам со своим странным заявлением, и вы выслушали его невозмутимо, как какое-нибудь приглашение на обед. Теперь я вижу, – воскликнул он, все более воодушевляясь, – что не напрасно я столько лет имел счастье быть другом и учеником одного из мудрейших и отважнейших правителей Европы!

– Под Бундерчангом, – заметил майор, – мне понадобилась дюжина добровольцев, и все мои солдаты, как один, шагнули вперед. Но, разумеется, за рулеткой и картежным столом люди ведут себя иначе, чем под огнем неприятеля. Вы, конечно, можете поздравить себя с тем, что нашли двоих помощников, на которых сможете положиться. Ну а тех двоих, что улизнули в самом конце, я презираю от души. Лейтенант Рич, – обратился он затем к Брекенбери, – я немало о вас слышал. Не сомневаюсь, что и вам знакомо мое имя. Я – майор О’Рук.