Ричард Кнаак - Король серых

Он забылся — слишком долго не сводил глаз с Титании, и Оберон наконец перехватил его взгляд. Как только это произошло, все исчезло — не было больше ни королевы Титании, ни банкета. Только глаза Оберона.

«Нет! Опасность!»

Тодтманн моргнул, чтобы незаметно отвести взгляд. Лицо Оберона потемнело. В затянутой элегантной перчаткой руке Оберон держал кубок с вином. Воздев руку, он с силой ударил основанием золотого кубка по алебастровой поверхности стола, грозя разнести его вдребезги.

— Пир кончается.

Остальные эльфы как по команде прекратили пить и жевать, синхронно отодвинули стулья, вышли из-за стола и, образовав идеальную колонну по два, удалились. Слуги так быстро убрали со стола, что казалось, все исчезло само собой. За столом остались лишь Оберон и Титания.

— Моя дражайшая супруга не имеет ничего против того, чтобы время от времени иметь связь с человеком. Особенно с человеком твоего королевского положения.

Не успел он опомниться от столь неожиданного заявления, как заговорила Титания голосом музыкальным, как мелодия весны:

— Есть и другие, если ты предпочитаешь разнообразие. Все же надеюсь, что ты не забудешь обо мне.

«Не смотри им в глаза!» — напомнил себе Джеремия. Именно так в сказках и фильмах они ловят смертных… или это вампиры? Джеремия решил, что это почти одно и то же: Оберон был очень похож на графа Дракулу.

— Благодарю вас… за весьма щедрое предложение… только… только давайте как-нибудь в другой раз.

— Разумеется, — сказала королева фей, и звук ее голоса заставил Джеремию поежиться. В душе Джеремия готов был принять ее предложение — да и какой мужчина на его месте не хотел бы этого? — однако сознание, кто перед ним, внушало опасения. Джеремия мучительно пытался вспомнить, кого же она ему напоминает, кого-то, кто так много значил для него. Кого-то…

Каллистра ! Он до боли стиснул ладони, и это, пожалуй, было единственным, что могло бы выдать охватившие его чувства, однако он держал руки под столом и никто ничего не заметил. Джеремия знал, что сейчас должен быть настороже, как никогда. Хоть он и считал, что способен противостоять их воле, эльфам удавалось манипулировать его сознанием. Они действовали постепенно, шаг за шагом, заставляя его забывать об одном и думать о другом. Каллистра была не единственным его воспоминанием, которое эльфы старались стереть из его памяти; он все еще помнил какого-то человека, мужчину, который был с ним в мире теней, только вот имя… имя постоянно ускользало.

Кроме того, Джеремия вспомнил лицо Оберона, каким оно было, когда тот со своим спутником настигли его в пустой лавке. Помнил он и слова Оберона о том, что смертный будет его гостем отныне и навеки.

«Вот я и сижу здесь, на пиру, устроенном в мою честь!»

Несомненно, все подстроено Обероном. Впрочем, какой толк от того, что он это знает? Ощущая на себе пристальный взгляд Оберона, Джеремия не мог ускользнуть отсюда, иначе давно бы уже перенесся обратно в лавку.

— Как пожелаешь, — сказала Титания, когда он отказался от ее очень щедрого предложения. — И я буду ждать, пока ты пожелаешь.

Ее слова заставили Оберона улыбнуться, но улыбка была недобрая.

— Пора поговорить о другом, смертный. О том, чтобы уничтожить птицу и Ароса, это пугало, и вернуть царству теней былую славу. О новом золотом веке, когда люди и эльфы снова будут жить в гармонии и согласии, вспоминая о сегодняшних невзгодах как о кошмарном сне.

Эльф не разделял склонности других призраков изъясняться штампованными рифмами, и вместе с тем его высокопарный, ритмический слог в чем-то казался еще большей пародией на живую речь. Джеремия не удивился бы, если бы кто-то из этих двоих, Оберон или Титания, стал цитировать Шекспира.

— Мы знаем, ты бы хотел вернуться в измерение смертных, — продолжал Оберон, — но это играло бы на… когти ворону. Он будет только рад, если ты исчезнешь, тогда не будет короля, а следовательно, не будет и контроля над ним.

Оберон говорил веско, убежденно, однако Тодтманн не слишком доверял королю волшебной страны, чтобы принимать каждое его слово за чистую монету. Черная птица могла бы отпустить его еще тогда, когда они с Каллистрой были у него дома, но вместо этого ворон напал на них, заставив отказаться от намерения покинуть пределы царства Серых. Нет, Оберон или ошибался, или лгал.

Первое представлялось сомнительным.

Оберон принял его молчание за выражение интереса и даже согласия и удовлетворенно кивнул:

— Ты ведь понимаешь — ворона нельзя предоставить самому себе. Вот и хорошо! Кроме того, теперь ты уже должен был понять, чего стоит слово Агвиланы. Говорю тебе, старый мошенник себе на уме. Не зря его называют злым гением. Его заботит только собственная слава. Он ничем не лучше ворона.

— Но ты был с ним заодно, — сбитый с толку, пробормотал Джеремия.

— Это было продиктовано необходимостью. Но времена меняются, Джеремия. Все течёт, все меняется. Когда-то мир был чистым и непорочным. О, и тогда существовали черные тени и злые мысли, но влияние их было ничтожно. В те дни, когда люди верили в эльфов, троллей, драконов и тому подобное, в мире царили стабильность и порядок. Из царства грез мы следили за теми, кому обязаны своим существованием, защищая их от самих себя. Хотя мы ваши дети, но и люди те же дети. Под нашим неусыпным контролем люди учились укрощать в себе зверя… и им это удавалось… почти всегда.

Вошла служанка, которая принесла три кубка и графин. Она поклонилась господину и госпоже, затем — столь же учтиво — отвесила поклон Джеремии. Он вежливо кивнул ей, поймав себя на том, что ему приятны такие знаки внимания.

Служанка наполнила кубки прозрачной жидкостью. Когда она поднесла кубок Оберону, тот недовольно нахмурил брови и указал в сторону Джеремии. Юная фея вспыхнула — румянец странно контрастировал с изысканной бледностью ее лица — и поспешила к нему. Джеремия хотел было отказаться, вспомнив, что выпил уже довольно много вина, как вдруг ощутил ужасную сухость в горле. Фея, смущенно потупив взор, поставила кубок перед ним и поспешила назад, чтобы обслужить Оберона и Титанию.

Когда служанка удалилась, Оберон поднял кубок и сделал глоток. То же самое проделала и Титания. Тодтманн рассеянно смотрел на стоявший перед ним кубок, стараясь придумать благовидный предлог, чтобы отказаться. Так ничего и не придумав, он поднял кубок и чуть-чуть пригубил. Напиток был холодным и острым, напоминая на вкус апельсиновый сок. Все же Джеремия не рискнул выпить до дна.

— Мы хотели помочь людям еще больше, — продолжал Оберон. — И тогда некоторые среди нас предложили создать заклинание, которое найдет мудрого человека среди смертных и приведет его к нам, чтобы он жил среди нашего народа. Мы рассчитывали, что, благодаря нашим советам, собственному уму и способностям, которыми наделит его наше искусное заклинание, наш человеческий собрат по роли преодолеет опасности и невзгоды, которые подстерегают человека на пути к зрелости. — С этими словами король эльфов вскинул голову и расправил плечи. Джеремия машинально едва не повторил его телодвижение. Оберон со своей королевой являли внушительное зрелище. Если она излучала красоту и желание, от него исходило ощущение силы и решимости. — Не стану обманывать тебя, смертный — мы преследовали и собственные интересы. Мир среди людей означает мир в нашем царстве.