Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

Этот кто-то знал ее имя.

Испугавшись, Лидия решила вернуться на первый этаж — во сне она взломала замок на кухонной двери, хотя на самом деле научилась вскрывать замки только в пятнадцать лет, после знакомства с Джейми…Но комнаты вокруг нее продолжали меняться. Она прошла через скромную спальню, которую в первый год обучения в Швейцарии, в закрытом пансионе мадам Шаппеделен, делила с неприятной немкой — как там ее звали? Гретхен? Гретель? Откуда здесь пансионатская комната?.. За окном в лунном свете серебрилось озеро Комо… За дверью вместо коридора обнаружился храм Вечной гармонии с его длинным рядом статуй, конец которого терялся где-то в сумраке. Князья преисподней. Вот только некоторые из них вовсе не были статуями, они следили за ней, поводя кошачьими глазами, в которых отражался свет одинокой свечи.

Она подобрала подол и ускорила шаг, зная, что очень скоро они обретут подвижность и погонятся за ней…

Пройдя через дверь рядом с алтарем, она очутилась в гостиной на верхнем этаже их дома на Холиуэлл-стрит в Оксфорде.

Сидевший на месте Джейми Исидро произнес: «Сударыня».

Лидия проснулась. Керосиновая лампа, освещавшая спальню, все еще горела. Ее янтарный свет падал на книги и журналы, в беспорядке разбросанные по бело-голубому стеганому одеялу. Шторы на окне колыхались и слегка раздувались под неумолчный погребальный плач прилетевшего из пустыни ветра. Воздух пах пылью.

Она нащупала очки, встала, завернувшись в халат — в спальне царил холод, и одному небу известно, сколько сейчас было времени, — и попыталась снова закрутить в узел толстую рыжую косу, в которой кое-где еще оставались шпильки. Она прекрасно знала, кто ждет ее в передней комнате.

Он действительно ждал ее.

— Сударыня, — дон Симон Исидро поднялся из стоявшего рядом с камином кресла и склонил голову.

Лидия замерла в дверном проеме. «Ты знала, что он в Пекине», — напомнила она самой себе. И между ними ничего не было, не могло быть. Ничто не может связывать живых и мертвых.

И все же что-то их связывало.

— Симон.

Он развел огонь — всего несколько минут назад, судя по пламени и по тому, что в комнате все еще было холодно. Его пальцы, когда он взял ее за руку, чтобы подвести ко второму креслу, были холодны, как мрамор, но в них не ощущалось свойственной мертвой плоти вялости, знакомой Лидии по занятиям в анатомическом зале больницы. Невольно она отметила, что ее гость выглядит изможденным, как бывало тогда, когда он много ночей воздерживался от крови.

Она подавила желание удержать его пальцы в своих.

— Джеймс поручил мне передать вам, что с ним все в порядке.

Лидия глубоко вздохнула. Он тот, кто он есть. Протянуть руки к огню. Они не дрожат, нет. Она знала, что он такое, понимала, чувствовала, и все же… Он — Симон, этим все сказано.

— Вы виделись с ним?

— Я проследовал за его рикшей в некое место во Внешнем городе, известное как переулок Чжулун, — свет от огня очертил его нос с горбинкой, скулы, придал теплый живой оттенок его коже. — Я удостоверился, что человек, к которому он обратился, в самом деле предоставил ему убежище и не покушается на его жизнь. Более я не посмел задерживаться.

Он слегка наклонил голову, прислушиваясь к чему-то, глаза приняли несколько отстраненное выражение. Даже в этот час ночи из-за высокой городской стены доносились едва слышимые голоса прохожих и звон колокольчиков на возках рикш.

— Значит, он в безопасности?

— Не вполне. На него напали китайцы, подосланные — он в полном порядке, мадам, уверяю вас, — подосланные не Хобартом, чьего отпрыска я бы охотно оставил гнить в тюрьме, но теми, кому не по нраву пришелся его интерес к событиям в шахте Шилю. Он не ранен, — добавил он, заметив выражение ее лица. — Разве что несколько синяков. Но ни он, ни я не знаем, кто стоит за этим нападением — немцы, китайцы, или же и вовсе японцы.

— Ему по-прежнему грозит опасность?

— Да, если его обнаружат. Поэтому он поручил мне позаботиться о том, чтобы завтра где-нибудь нашли его окровавленную одежду и решили бы, что он мертв. Он хочет — и в этом я с ним согласен — затаиться до тех пор, пока не узнает, кто его преследователи. Он также просит вас, сударыня, вести себя так, будто вы полностью уверились в его смерти. Вы справитесь с этим?

Она кивнула, чувствуя, как холодеет в груди. А если у нее не получится?..

Некоторое время нечеловеческие глаза смотрели на нее, словно изучая, затем Исидро улыбнулся и снова взял ее за руку.

— Хорошо, — сказал он. — Карлебаху об этом знать не надо, как и вашей горничной, и всем прочим.

— Старик будет в отчаянии! — воскликнула Лидия, хотя и понимала, что ее муж прав. — Он любит Джейми как родного сына. К тому же он недавно лишился друга, Матьяша… жестоко так поступать с ним. Но он и в самом деле отвратительный актер, — с грустью признала она. — Он никого не сможет обмануть, если сам не будет верить в то, что говорит. И ему нельзя, как женщине, укрыться под вуалями и запереться ото всех в своей комнате… господи, ведь именно это мне и предстоит сделать утром. Интересно, где можно приобрести… Говорите, кто-то нанял убийц?

— Их кровь осталась на его пиджаке и пальто, которые вскорости обнаружат в старом дворцовом пруду. Ваш муж — умелый боец, — краешек губ дрогнул в намеке на улыбку, которую у человека назвали бы сожалеющей. — Куда более умелый, чем я в свое время.

— Вам приходилось драться на дуэли?

Лидия попыталась представить его таким, каким он был до того, как штамм вампиризма высветлил его волосы и глаза, до того, как долгие годы уединения и наблюдений открыли ему ужасающие истины о природе человечества. Жуткие шрамы на лице и горле, оставленные когтями хозяина Константинополя, за три года ничуть не изменились, хотя Исидро как-то рассказал ей, что в свое время сильно обгорел на солнце и полностью исцелился.

— Прошу прощения, — торопливо добавила она. — Меня это не касается…

— Будучи испанцем и католиком, в Англии я едва ли мог избежать дуэлей. К тому же тогда я был глуп и считал, что могу ходить везде, где мне заблагорассудится. Сейчас я оглядываюсь на себя прежнего и удивляюсь, что дожил до встречи с бессмертным.

Лидия молча смотрела на его освещенное светом камина лицо, надменное и холодное, как у надгробного изваяния. Каким он был при жизни? Острое осознание его присутствия прошло, и теперь она испытывала по отношению к нему лишь доверие и дружеское расположение.

— Не могли бы вы передать ему весточку от меня?

— Если вы попросите, сударыня, — Исидро встал и взял длиннополое пальто, свешивавшееся со спинки стула. — Но все мои инстинкты подсказывают мне, что выходить за пределы Посольского квартала — все равно что подставлять шею под лезвие меча. Пекинские вампиры незримо наблюдают за мной, и даже в этих стенах мне грозит опасность. Вы бы посмеялись надо мной, если бы увидели, как я на цыпочках, подобно вору, прокрадываюсь от водяных ворот к железнодорожной станции, чтобы поохотиться в деревушках с непроизносимыми названиями, и все время боюсь, что не смогу вернуться до рассвета.