Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

— Зачем ты это сделала? — спросил её убитый горем отец.

— Он собирался убить тебя, папа. Мне пришлось пойти на риск. — Она посмотрела в пустое небо. — Просчитанный риск.

У Кабала зачесалась губа. Он дёрнул рукой, чтобы избавиться от этого ощущения, но рука не слушалась. Он попробовал раз, другой, и уже решил было, что не такое уж это неприятное чувство, и разбираться с ним неохота, когда кто-то другой избавил его от него. Фактически, кто-то сильно ударил его по лицу. Йоханнес Кабал откатился от удара и захрипел. Он поднялся на четвереньки, голова у него раскалывалась, его тошнило, он не понимал, где находится. Хорст молча наблюдал, как его брата самым жалким образом вырвало на пол кабинета. Когда он убедился, что в Кабале уже почти ничего осталось, он нагнулся, схватил его за лацканы, и перебросил через комнату. Прежде, чем тот успел прийти в себя, Хорст снова приподнял его и прижал к стене.

— Ты ни слова не услышал, из того, что я тебе говорил!

Кабал пытался собраться с мыслями. Кроме сердитого лица брата, ему удалось увидеть, что они по-прежнему в его кабинете. Тот, по всей видимости, продолжал гнить, пока Кабал был без сознания — лёгкое сотрясение, вот почему он себя так погано чувствовал — поскольку сейчас, как и в тот день, когда он впервые сюда попал, кабинет представлял собой лишь полный мусора вагон. Единственным изменением была уже разлагающаяся и сморщенная афиша на стене: «Братья Кабалы представляют свою всемирно известную ярмарку чудес!» Мокрица безуспешно пыталась это обсудить, но упала на пол — Кабал понял, почему у него чесалась губа. В окнах он видел сучковатые деревья и невысокие холмы. Они опять в Плоских Землях. Балаган снова отправили в утиль.

— Ты забрал ещё одну невинную душу?

— Я ничего не брал…

— Не ври мне! Я был там, в том треклятом ящике для одеял, и слушал.

— Тогда ты знаешь, что я ничего не брал! — рявкнул Кабал, высвобождаясь. Он сурово смотрел на Хорста, поправляя пиджак. — Она сама отдала мне её.

— Отдала, — презрительно сказал Хорст.

— Отдала! Не строй из себя поборника морали! Если ты там был, почему ничего не сделал?

— Поверь мне, я был готов. Услышал бы этот отчётливый щелчок нажатия на спусковой крючок, и второго щелчка не прозвучало бы.

— Когда я застрелил Костинза, ты меня не остановил.

— Ты высунулся наружу и, несомненно, целился в другую сторону. — Он зловеще улыбнулся.

— Ты Костинза пристрелил? Не могу сказать, что мне жаль. Никогда ему не доверял. Я никому из них никогда не доверял. Значит, в конце концов, они тебя предали.

— Как ты и ожидал.

— Конечно, ожидал. Как и ты. Ты не дурак, Йоханнес. Бесчувственный и безнравственный — возможно, но не дурак. Нашли время, да?

— О да, с этим они справились. — Кабал смахнул часть мусора с края стола и сел на него. Его любимый кожаный стул, похоже, стал домом для семейства мышей. — Слушай, я не горжусь, тем, что сделал, но всё кончено. Мной манипулировали и так и эдак, я совершал вещи, о которых забыл бы, но всему этому пришёл конец. Не буду притворяться, что цель оправдала средства, но факт остаётся фактом: пари я выиграл. Я верну себе душу и смогу продолжить исследование.

— Вот это да, — сказал Хорст.

Кабал подавил своё раздражение. Всё-таки Хорст многое вытерпел.

— Сейчас, я жалею о прошлой ночи, о том, что сказал. В свою защиту могу честно сказать, что то был не совсем я. Мне вовсе не безразличны тот труд и те усилия, что ты вложил в эту ярмарку, и, что ж… без тебя ничего бы не вышло.

— Вот только не надо мне об этом напоминать, ладно?

— Смысл в том, — сказал Кабал, перебивая Хорста, — что ты выполнил свою часть сделки, так что я выполню свою. У меня есть пара идей, как исправить твоё состояние. Если ты вернёшься домой вместе со мной, я обещаю, что не успокоюсь, пока не найду лекарство. — Он помолчал. — Я всё сказал.

Хорст долго смотрел на Кабала, ни говоря не слова.

— Нет. Нет, так не пойдёт. Боюсь, я должен отклонить твоё любезное предложение по ряду причин. Во-первых…

Он было пошёл к окну, но обо что-то споткнулся. Он поднял монтировку, дотронулся до её верхней части, понюхал.

— Это кровь. Этим ты ударил Фрэнка Барроу?

— Да, — сказал Кабал, которого злило это отступление от темы. — Он использовал её, что залезть в запертый ящик стола и забрать контракты. Я от него ожидал чего-нибудь поизящнее.

Он замолчал, подумал.

— Секундочку.

Он подошёл к столу и принялся изучать ящик. На замке была царапина, которая ранее подтвердила к его удовольствию, что Барроу пытался его взломать. Он разозлился на себя за рассеянность.

— Во-первых, — безразлично продолжил Хорст, — Я совершенно не намерен торчать в одном доме с тобой все те годы, которые твои эксперименты неизбежно займут. Во-вторых, мы оба знаем, что тебя больше интересуют твои основные исследования, и я, возможно, останусь ни с чем. В-третьих, ты омерзительный человек, который должен был умереть, едва родившись.

— Как скажешь, — ответил Кабал, не обращая внимания. — Монтировка лежала вон на том стуле. Как же тогда Барроу пытался взломать ящик, когда инструмент был так далеко?

— В-четвёртых, я не смогу ужиться с самим собой из-за того, что помогал тебе, даже если доживу до тысячи лет, что в моём положении вполне реально.

Кабал по-прежнему игнорировал его.

— Более того, зачем бить по замку, если монтировкой можно поддеть сам ящик? — Он пригляделся к царапине. — Слишком тонкая для монтировки. Замок уже вскрывали.

— В-пятых и в-последних, и думаю, это важнее всего, я не буду принимать твоё предложение, потому что ты проиграл пари.

Кабал с возрастающим ужасом наблюдал за тем, как Хорст залез себе в карман жилета и достал пару блестящих отмычек. Он протянул их Кабалу, другой рукой доставая из внутреннего кармана знакомый лист пергамента. Встряхнув, он открыл его и повернул лицевой стороной к Кабалу.

Это был один из контрактов. Он не был подписан.

Кабал почувствовал, что его не держат ноги, и тяжело осел на пол.

— Хорст, — сказал он, — что ты натворил?

— Я убил тебя, брат. Точно так же, как ты меня. Хотя мне нравится думать, что в моих действиях есть хотя бы капля благородства.

Кабал не мог оторвать взгляд от документа.

— Когда ты это сделал?

— Я вскрыл твой ящик и украл его около десяти месяцев назад.

— Десяти месяцев? Он был у тебя десять месяцев?

— Как раз тогда я заметил, что ты никогда не считаешь контракты, только отмечаешь их в своей дурацкой тетрадке, а галочку подделать легко. Ты был уверен, что контракты никуда не денутся. Уверенность, как выяснилось, когда я попытался добраться до них, оправданная: этот замок невероятно сложно вскрыть. Попыток десять ушло.