Леонид Моргун - Сатанинская сила

Только теперь Семен увидел, что в руках комиссара длинный кирасирский палаш в ладонь шириной. Он конечно же был наслышан об этом могучем, легендарном оружии, с которым красноармейские части в этих местах во времена оны творили чудеса, опрокидывая и наголову разбивая белогвардейские эскадроны, без единого выстрела занимая города. Рассказывали даже, как сам Махно в период своей наибольшей силы обмочил штаны, едва заметив в степи блеск этого палаша, и живо скомандовал отступление. По документам, взяли Лачугина, предательски заманив в Лепилино, среди бела дня, но ни разыскать его палаша, ни выяснить, где бы он мог быть спрятан так и не удалось, хоть ради этого перепороли всю деревеньку от мала до велика, и весь отряд лачугинский пытали нещадно белогвардейцы и деньги им всем за выдачу предлагали огромные. Все дело было в том, что как доподлинно было известно, клинок этот был заколдован. По слухам, оружие это было выковано в екатерининские времена под руководством и по рецепту самого великого мага Калиостро. Долгое время чернокнижник читал над куском металла заклятия, добавлял в пламя кузнечного горна различные снадобья, ковали его в течение шестнадцати дней шестеро кузнецов, не зная продыху, а закаливали его в свежей крови могучего тура, специально для этой цели отловленного в чащобах Полесья. Это оружие ковалось специально для Потемкина, потом перешло к одному из его родственников, прошло с российскими кавалергардами все кампании, начиная с суворовских времен и ни разу не попадало в чужие руки. Очередному же его владельцу не страшны были ни сабля, ни пуля, он побеждал во всех боях, сражениях и стычках, где бы ни участвовал.

Приняв тяжелый клинок из рук комиссара, Семен прижал его к сердцу, а затем поднес к губам сверкающую, до зеркального блеска отполированную поверхность, отчего по телу его разлилось дурманящее тепло. И почудилось ему, что вместе с поцелуем влилось в него нечто солоновато-железистое. Эта субстанция наполнила его жилы и мышцы невиданной силой, и несказанной, полынной горечью.

С этими-то странными и противоречивыми ощущениями проснулся наш герой. Он продрал глаза, зевнул и затряс головой, отгоняя сонное наваждение. «Приснится же такое! — подумалось ему. — Призрак, шашка, лошадь…»

Он глянул в окно. Подошел, опершись ногами о нары, вскарабкался, ухватился за решетку и подтянулся. Вдали безмятежно мычало коровье стадо, гонимое из городу новым пастухом взамен невесть куда исчезнувшего Ерёмы. Стайка воробьев, звонко чирикая, резвилась в лазурной лужице. Обычное, будничное утро… Но нет, не совсем обычное. Что-то во всем внешнем облике Букашина неуловимо изменилось. То ли улицы стали чуть пошире, то ли дома чуть побольше? Больше того, вдали виднелись контуры далеких, диковинных строений, сверкающих бликами бесчисленных окон, зданий, поразительно знакомых, хотя и нигде ранее им не виданных. Вдали послышался набат. Семен прислушался и поглядел в сторону. Все громче и настойчивее неслись над городом звуки колокола, в старые времена сорванного с церкви и подвешенного на пожарной каланче. Вдали, на горизонте вырастала и растекалась по небу туча исчерна-сизого дыма.

Тревога разлилась по душе молодого человека, и понял он, что попытки списать все с ним происшедшее на гипноз, самовнушение, игру воображения или массовое умопомешательство не увенчались успехом. Непостижимое — продолжалось…

Солнце все еще так и не поднималось. Шут знает, что в те дни стало твориться со своенравным светилом. Светало в округе явно без его участия, во всяком случае, рассветы и закаты исчезли, как по приказу министерства культуры, якобы нашедшего эти представления слишком роскошными для своего чересчур истощенного бюджета. Теперь темное ночное небо попросту неожиданно серело, будто где-то там, за толстым слоем облаков включался обширный, во весь небосклон, но маломощный источник дневного света и принимался гореть горным и безжизненным свечением строго отмеренной мощности. Когда же наставала пора, невидимая рука отключала его на восемь часов — и тогда наступала ночь. Тьма была невыносима, ибо на небе напрочь исчезли луна и звезды. Это обстоятельство усугублялось еще более тем, что в городе совершенно исчез свет. А точнее — вообще любой намек на присутствие в кабелях и проводах электрического тока в исторически обозримый промежуток времени. Исчезла всяческая связь с областью, даже радиостанция гидрометслужбы, отличающаяся повышенной мощностью и диапазоном, не могла пробиться куда бы то ни было за пределы района, в наушниках постоянно слышались треск и шумы, как будто где-то рядом проходил мощный грозовой фронт. Машина с электриками, отправленная исправить обрыв телефонной линии, исчезла, будто сгинула. Нарочные курьеры же вообще отказались покидать территорию города: слухи о нашествии нечистой силы распространялись со скоростью степного пожара.

И вновь частный сектор доказал свою изворотливость, проворство и гораздо большую расторопность, чем государственный. Пока еще только в городской типографии начали набирать текст листовки с обращением к гражданам не поддаваться на провокации «сектантских прихвостней» и с грозным обращением «во всем разобраться и принять самые строгие меры к виновникам беспорядков», городской фотограф Йоська Гукерман уже принялся поточным методом изготовлять фотоиконы размером 12 х 18 с Девой Марией и младенцем Христом. За неимением репродукции для Мадонны позировала Йоськина жена, толстомясая Сара Лазаревна с малюткой Ревеккой, которая, кстати, уже училась во втором классе музшколы и умела играть на фортепьяно «Хорошо темперированный клавир» композитора И. С. Баха, Миня Караулов, чье заведение после памятной ночи стало пользоваться дурной славой, моментально перестроился и наладил производство песочных пирожных в виде распятия, крест был из марципана, головка Христа была украшена глазурью, а вместо глаз сидели изюминки. Кроме того Аннушка с лотка продавала еще и крашеные яйца с куличами, которые хоть и не ко времени, но хорошо стали распродаваться, даром, что пасха давно отошла, кто нынче в этом разбирается?

Смутная тревога, зародившаяся в душах обывателей еще с позавчерашнего, такого же дурного дня, теперь подкреплялась и побочными признаками, как то: неумолчно блеяла или мычала скотина, беспричинно стервенели собаки, кидаясь на всякого прохожего, да и гуси поутру наотрез отказались покидать родимые подворья. Все это в деревне Малые Хари вызвало немало пересудов. Подозрения питались и многочисленными слухами о различных жутких событиях, имевших место в райцентре и его окрестностях. События и так довольно пугающие, будучи приукрашены досужими сплетнями, заставляли трепетать от страха незлобивые сердца мирных поселян. И слухам этим находилось достаточно много подтверждений. Нежданно-негаданно родился двуногий теленок — раз! Дверь Игнашкиной Настасьи среди ночи исцарапал вурдалак — два! Разом по всей деревне молоко скисло — три! А Пелагея, бедная безумная бабушка Пелагея, чего она только не несла?! И слушали ее с суеверным страхом, и ломили перед нею шапки, и персты ее высохшие целовали, и кто! те, кто ежели раньше в своей жизни и поминал Бога, то не иначе, как в словосочетании «язви-тя-в-бога-душу-мать»…