Александр Матюхин - 13 маньяков

Тот кивнул.

– Уверен, Владимир Федорович.

– Можете это доказать?

На этот вопрос ученый ответил не сразу.

– Косвенно, – произнес он с некоторой заминкой. – Выводы мои основаны на визуальном наблюдении и умозаключениях о возможной связи…

– Боюсь, Георгий Филимонович, подобные доказательства для нас бесполезны. Учитывая ситуацию, я должен немедленно отправиться к Богдо-гэгэну, дабы предотвратить негативное развитие этого происшествия. И что я скажу ему? Что непричастность русского правительства к покушению на него подтверждается «визуальным наблюдением»?

– Я полагаю, непричастность правительства к произошедшему очевидна сама по себе… – попытался возразить Жданов.

– Отнюдь! Пары выверенных фраз, нашептанных на ухо монгольскому первосвященнику, хватит, чтобы он стал воспринимать это покушение как открытый вызов, объявление войны!

– Но позвольте! Внешняя Монголия является владением Китайской империи, и власть Богдо-гэгэна здесь целиком неформальна…

– Замолчите ради бога! – снова прервал его Люба. – Вы провели в Урге несколько дней и возомнили себе, что хорошо понимаете здешнюю политическую ситуацию. Это не так! Нынешний Богдо-гэгэн остро чувствует слабость Циньской династии и не упускает даже самой малой возможности утвердиться в своей вотчине. И позиция Певческого моста в этом вопросе такова, что он получает нашу негласную поддержку. Теперь же совершенно невозможно предсказать, как повернутся эти отношения… – Консул сел за стол, сцепив кисти в замок, подперев ими подбородок. – Думайте, Георгий Филимонович, – произнес он тяжело. – Мне нужны весомые аргументы для разговора с Богдо-гэгэном. И нужны сейчас.

– Тело казака, ограбленного и изувеченного, послужит достаточным доказательством?

Люба тяжело засопел, обдумывая сказанное.

– Допустим, – произнес он, почти не размыкая губ. – Как скоро вы сможете его предоставить?

– Как только сбор выявит пропажу. – Жданов казался невозмутимым, но нарочитая неподвижность его лица выдавала крайнее внутреннее напряжение.

– А если тело, как в случае с той несчастной девицей, увезли за город?

Жданов промолчал.

– Видимо, в этом случае, все надежды будут возлагаться на одно мое красноречие, – за него ответил консул. – Ну что же, как говорится, семи смертям не бывать, а одной не миновать, так?

Никто из присутствующих не решился ответить на его мрачную шутку. Обведя их взглядом, Владимир Федорович откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Не смею более вас задерживать, господа, – произнес он спокойно. Воздержавшись от слов прощания, Жданов, Щербатской и Нестеровский вышли.

Хорунжий отправился во двор, где уже дожидались казаки. Федор Ипполитович, проводив его взглядом, полушепотом обратился к товарищу:

– Жорж, ты снова затеял какое-то безумство! Зачем ты солгал консулу?

– Я не лгал, – возразил Жданов спокойно, – я не сказал всей правды.

– Что ты утаил? И зачем? – Щербатской сжал локоть Георгия Филимоновича. – Ты же видишь, какая ситуация складывается?

– Вижу. И потому не хочу ее усугублять. Пойдем.

– Куда? – в голосе Федора Ипполитовича смешались удивление и негодование.

– К тебе. Нужно проверить кое-что. Ты можешь записать имена докшитов на тибетском?

– Могу, – нахмурившись, с некоторым сомнением ответил Щербатской.

Жданов увлек его за собой.

– Вот и прекрасно. Запишешь и покажешь мне.

– Но зачем?

– Терпение, голубчик, терпение. Сначала – запиши.

Затребованная Ждановым процедура заняла у Федора Ипполитовича не более пяти минут. Георгий Филимонович же упростил ее, сказав, что записывать имена Бегдзе и Лхамо нет нужды.

– Вот, – указал он на строку иероглифов, которую только закончил выводить товарищ. – Сходство очевидно.

– Пекхар, – прочитал надпись Федор. – Я жду объяснений.

Жданов раскурил папиросу, сломав при этом пару спичек.

– На черкеске того казака был прикреплен лист бумаги.

– И тебе удалось рассмотреть надпись на нем?

– Да. Точнее, не рассмотреть, а заметить. Согласись, не нацепит русский человек себе на грудь бумагу с иероглифами. А тем паче казак.

– Так ты его и узнал…

– Да, именно так.

Щербатской вскочил, нервозно разминая кисти.

– Что же это получается – наш убийца не только переговоры с далай-ламой расстроить хочет, но и отношения с монголами? Уж не по английской ли указке он орудует?

– Погоди, Федор, не спеши. Эдак мы с тобой до самых верхов дойти можем в рассуждениях бесплодных. Нам да-ламу ловить нужно, а про то, кто и как его подрядил, он и сам расскажет.

– Да как ты его поймаешь? Один раз видели, и то переодетого…

Жданов затянулся, сбил пепел и задумчиво пригладил бакенбарды.

– Пока он нам одну только зацепку оставил – ритуалы свои. Тут, мне кажется, и ключ к разгадке… Каждый раз способ убийства меняется: Бегдзе – яд, Лхамо – болезнь, Пекхар – пуля. Каждое убийство сопровождает жертва с хирургически удаленной частью тела. Язык, нос, сердце… Рядом с трупами их не нашли – возможно, они все еще у да-ламы. Федор, что обычно делают с жертвенными подношениями?

– Чаще всего они остаются на алтарях, пока их не заменяют следующими.

– Выходит, голубчик мой Федор Ипполитович, поиски наши могут идти двумя путями. – Жданов затушил папиросу и тут же достал следующую. – Мы можем искать логово да-ламы или храм, в котором происходят служения докшитам. А можем попытаться предугадать его следующую жертву.

– Учитывая, что два предыдущих покушения сорвал ему ты, Жорж… – многозначительно произнес Щербатской.

Жданов покачал головой:

– Нет-нет. Он не будет размениваться на меня. Я для него сторонняя цель, не заложенная изначальным планом.

– Но мы ведь так и не узнали, каков его план. А между тем из шести дхармапал четыре он уже использовал.

– Кого? – переспросил Георгий Филимонович, в отстраненной задумчивости изучая надписи, сделанные товарищем.

– Дхармапал, – повторил Щербатской, – это тибетское название докшитов, в переводе означает «Защитники Учения». Буддизм, даже впитав языческие традиции принявших его народов, в корне остается неизменным – гнев высших сил может обрушиться только лишь на тех, кто вредит дхарме.

– Кто вредит дхарме… – задумчиво повторил за ним Жданов, какое-то время после этого пребывавший в некой прострации. Федор Ипполитович хотел было уже окликнуть товарища или коснуться его, дабы вывести из этого состояния, но Жданов сам встрепенулся и встал со своего места. – Нужно спешить. Нам надо встретиться с Доржиевым.

Теперь в прострацию впал уже Щербатской, огорошенный столь неожиданным заявлением. Справившись с собой, он открыл было рот для закономерного вопроса, но Георгий Филимонович и тут опередил его: