Александр Матюхин - 13 маньяков

– Я знаю, на чью жизнь теперь посягнет да-лама.

Покинуть консульство ученые смогли только после долгого спора с Нестеровским, который в конечном итоге выделил им небольшой эскорт.

– Нашли пропавшего? – поинтересовался Федор Ипполитович напоследок.

– Нашли, – хмуро ответил хорунжий. – Игнат Велехов, каптенармус. Тело его нашли в цейхгаузе, всего в крови, с кишками наружу. Доставили к Дашевичу. Осмотреть не желаете?

– Нет-нет. – Жданов, вернувший себе свой обычный невозмутимый вид, покачал головой. – Этому несчастному, к моему великому сожалению, мы помочь уже никак не сможем. Оттого и обращаем усилия свои во благо живых.

Монастырь, в котором обитал тибетский двор, со стороны напоминал растревоженный улей. Краткий зимний день подошел уже к своему завершению, и монастырские постройки осветились десятками огней, выдававших самую бурную деятельность, производимую монахами.

Ученых пропустили не сразу, какое-то время не желая даже сообщать Доржиеву об их визите. В конце концов Щербатскому удалось убедить монахов, и русских провели уже знакомым путем, правда, в этот раз сопровождающих было куда больше.

Агван Доржиев встретил их в той же комнате. Казалось, что все время их отсутствия он провел здесь, неподвижный и отстраненный от мирских сует.

– Я рад вновь видеть моих русских друзей, хотя сейчас и не время для радости, – произнес он на русском. – Полагаю, вас ко мне привело важное дело.

– Приветствую тебя, кхенпо Агван, – кивнул в ответ Щербатской. – Ты прав, мы прибыли по делу.

После этих слов он бросил короткий взгляд на Жданова. Тот едва заметно кивнул и обратился к Доржиеву.

– Досточтимый кхенпо, – начал он, – после того покушения, свидетелями которого мы стали, произошло еще несколько подобных ему. Весть о последнем наверняка уже достигла этого монастыря.

Доржиев кивнул.

– Мы прибыли, потому что нам стало известно, кого убийца постарается сразить следующим.

Жданов остановился, видимо подбирая слова. Агван Лобсан заговорил первым:

– Если вы здесь, то новая жертва находится в этом монастыре?

– Именно так, досточтимый кхенпо. Более того, мы знаем, как именно убийца попытается осуществить свой замысел.

Федор Ипполитович бросил на Жданова полный изумления взгляд.

– Необходимо выяснить, не прибывал ли в монастырь сегодня днем какой-либо груз. Под его видом была привезена похищенная в российском цейхгаузе взрывчатка. Ее украдено достаточно, чтобы взрывы уничтожили все здания монастыря.

– Хорошо, – кивнул Доржиев, поднимаясь. – Я прошу вас остаться здесь, пока я все не узнаю.

Как только дверь за ним закрылась, побледневший как полотно Щербатской схватил Жданова за плечи.

– Ты спятил, Жорж! С чего ты взял? Нестеровский ни слова не сказал о пропавшей взрывчатке! Почему именно сюда?!

– Полно, Федор, прошу, успокойся. Я знаю, что это риск, но риск вынужденный. Это последний козырь нашего да-ламы – и ходить с него нужно сейчас, потом может быть поздно. Слишком уж удобное совпадение, чтобы я в него поверил.

– Жорж, ты несешь форменную ахинею…

Дверь раскрылась, и на пороге возник Доржиев.

– Сегодня в монастырь привозили только уголь, которым будут топить печи храма во время вечерней церемонии…

– Их уже разожгли? – быстро спросил Жданов.

Кхенпо покачал головой.

– Нет. Их зажгут во время церемонии, как того требует традиция…

– Когда начинается церемония, досточтимый кхенпо?

– В полночь.

– А печи? Когда их будут заправлять углем?

– За час до начала, не раньше…

– Сколько человек делает это?

– Один. Это священная обязанность, которая возлагается на достойного ламу…

– Где он сейчас?

Щербатской обеспокоенно заерзал на месте. Видно было, что тон, взятый Ждановым, по его мнению, не подходил для общения со столь значительной персоной. Доржиев, напротив, оставался непроницаемо спокоен.

– В своей келье.

– Досточтимый кхенпо, – поднимаясь на ноги, спросил Жданов, – будет ли нам дозволено навестить этого уважаемого ламу?

Агван кивнул. Они покинули основное здание монастыря и проследовали к небольшой постройке, стоявшей неподалеку от храма. Низкая дверь из темного дерева оказалась не заперта. Темнота и тишина царили за ней. Жданов зажег спичку, и в неровном круге света, образованным ее огоньком, вошедшие увидели тело пожилого монаха, распростертое на полу. Все вокруг было залито кровью – грудная клетка несчастного была вскрыта так же, как у русской девушки, найденной в степи.

– Убийца в монастыре, – спокойно констатировал Жданов.

Едва слышно скрипнула дверь. В темном пространстве храмовой залы проступил робкий огонек – небольшая лампа, которую нес пожилой сутулый человек в малиновой безрукавке ламы. На правом плече его балансировала длинная упругая палка, с концов которой свисали две корзины с чем-то черным, тускло бликующим в свете лампы.

Шесть небольших печей стояло в углах залы. К каждой из них старик подходил и каждую наполнял содержимым своих корзин. Уверенный в том, что в зале никого, кроме него, нет, он осторожно разгребал уголь, составлявший верхний слой в каждой из корзин, извлекал со дна небольшие брикеты, завернутые в желтую бумагу. В каждую печь он укладывал по одному брикету, аккуратно присыпая его слоем угля. Закончив процедуру, он покинул храм. Воцарившуюся после его ухода тишину нарушило чье-то покашливание. Чиркнула спичка, огонек ее выхватил чью-то руку и масляный фонарь. Разожженный, он осветил троих – Жданова, Доржиева и Щербатского.

– Нужно очистить печи, – произнес кхенпо. – Он не уйдет?

– Казаки не позволят, – уверил Федор Ипполитович. На лице Жданова на миг проступило сомнение.

– Я видел достаточно, – кивнул Доржиев, – и благодарен вам, друзья, за эту помощь.

– В эту ночь церемонию должен был вести далай-лама? – спросил Жданов.

– Да, – кивнул Доржиев. – И тот человек знал это – так же, как и вы.

– Мы ничего не знали о церемонии, досточтимый кхенпо, – возразил Жданов. – Но мы догадывались, что целью своей преступник изберет далай-ламу.

– Как вы это узнали?

– По предыдущим его деяниям. Убивая людей, он считал, что действует от лица дхармапал – Защитников Учения. Потому постепенно стало ясно, что убивать он стремился тех, кого считал врагом учения.

– Далай-лама и Богдо-гэгэн – враги учения? – вмешался Щербатской. – Помилуй, Жорж, но это невозможно…

– Отчего же? Размолвка между двумя столпами буддизма, с каждым днем все более явная, вносила раскол в религиозную общину Урги – а возможно даже, всей Монголии, Тибета и Бурятии. Богдо-гэгэн запрещал паломникам посещать тибетского хубилхана, далай-лама намеревался навсегда покинуть Тибет, обосновавшись в Бурятии, шли активные прения из-за раздела пожертвований… Думаю, все это лучше осветит наш пленник.