Александр Юрин - Сквозь тернии

Алька молча вопрошал в стиле кота из мультика про Шрека.

Александр Сергеевич сдался.

— Случилось это в конце семидесятых. СССР тогда подписало соглашение с Болгарией о поставке их ВВС отечественного самолёта Миг-25РУ в составе партии из четырёх самолётов того же авиазавода.

— Ты летал в Болгарию?! — Алька с трудом оторвал взгляд от замерших по ту сторону стекла воздушных исполинов.

— Нет, не летал. А будешь перебивать — ничего рассказывать не стану! Ни сейчас, ни потом — понял?

Алька часто-часто закивал, зрительно возвращаясь к устремлённым в небеса самолётам.

— А то ишь ты, приучился: дед и начать-то толком не успел, а он уже с расспросами всякими так и чешет, так и чешет!

— Деда, ну хватит. Рассказывай уже, — сказал Алька поучительным тоном, будто заминка возникла вовсе не из-за него.

Александр Сергеевич было замер от подобной наглости, но потом махнул на внука рукой и продолжил:

— Так вот… Нам с Генкой Селиверстовым дали приказ: испытать Миг-25РУ в воздухе, — так сказать, последняя проверка в лётных условиях перед командировкой в дружественную Болгарию.

— А как же вы вдвоём-то в один истребитель влезли?

— Как же… Да очень просто: Миг-25РУ — это двухместный учебно-тренировочный вариант разведчика Миг-25Р. По конструкции он так же аналогичен двухместному варианту перехватчика Миг-25ПУ.

— А зачем делать так много одинаковых самолётов и называть их по-разному?

— Они вовсе не одинаковые. Индекс «Р» означает — разведчик; а индекс «П» — перехватчик.

— А «У»?

— «У» — это значит учебный, то есть двухместный. Встречаются и боевые двухместные самолёты, однако, в современном мире, это уже редкость.

— Почему?

— Надобность отпала. Сейчас всем заведуют компьютеры, так что и один-единственный пилот уже, по сути, лишний.

— И что же случилось?

— А вот я и пытаюсь рассказать, а кто-то меня постоянно с мысли сбивает!

Алька продемонстрировал деду очередную улыбку — Чеширский кот просто отдыхает в сторонке.

— Вылет назначили на раннее утро. Полночи шёл мелкий дождь, даже скорее изморось, а под утро и вовсе спустился туман.

— А разве так можно? Ну, летать в тумане — не видно же ничего.

— Можно — приборы-то на что. Тем более, и из Москвы всё подгоняли — было необходимо отправить партию как можно скорее. Вот мы с Генкой и взлетели. Помню, как только оторвались от земли, сразу же все стёкла в кабине запотели — низги не видно, будто в молоке барахтаемся на вроде тонущей мухи.

— И не страшно было?

— А чего страшится-то? Неприятно — это да. Но страха не было, ни у меня, ни у Генки. Генка вообще не имел права проявлять какую бы то ни было слабину — он ведь был командиром экипажа.

— А ты как же?

— А я, скажем, так просто, для комплекции.

— Как запасной пульт к «ди-ви-ди»?

— Во-во, вроде того. Только Генке никакие дополнители и не нужны были! Он к тому времени столько часов налетал, что завяжи глаза, опутай ноги и руки, да в придачу ещё и волчком закружи — всё равно самолёт выровняет и посадит, одной лишь своей уверенностью! — Александр Сергеевич вздохнул, вспоминая былое. — Но в то утро всё с самого начала пошло наперекосяк.

— Как это?

— Родные конструкторы подвели, чтоб им пусто было!

— И что же они натворили?

— Да ничего хорошего. В чём-то и наша вина была, вне сомнений. Особенно в том, что всё же запаниковали под конец. А дело было в авиагоризонте.

— В авиагоризонте?

— Да, Алька, в нём. Это штука такая, как Ванька-встанька. Как ты не верти штурвал, а она всегда знает, где низ, где верх и как расположен горизонт относительно горизонтальной плоскости самолёта.

— Ничего себе! — Алька разинул рот. — Это компьютер?

— Да бог с тобой, какой, там, компьютер. Просто электронная система, постоянно нацеленная на горизонт, — и никаких заморочек. Чтобы было легче представить, просто вспомни, как устроен компас. Вспомнил?

Алька радостно кивнул.

— Ну, вот видишь, а какая в компасе заморочка?

Алька напрягся, вспоминая школьные уроки по географии.

— Он из-за магнитного поля Земли работает и стрелкой всегда на Северный полюс указывает!

— Верно! — Александр Сергеевич не преминул потрепать сияющего внука по торчащим в разные стороны волосам — будто ощетинившийся ёжик.

Алька сразу же засмущался:

— Ну, деда, ты чего?.. Что дальше-то было?!

— Вот и авиагоризонт, как и компас, постоянно цепляется за свой единственный ориентир, то есть, за горизонт. В один прекрасный момент — ещё в пятидесятых годах прошлого века — наше верховное главнокомандование решило, что отечественные авиагоризонты уступают западным аналогам. Заслали шпионов, выведать ихние секреты.

— Ничего себе, как в кино!

— А ты как думал… Да, так всё и было, поверь мне на слово. Только без проволочек у нас как всегда не обошлось. Удалось добыть фотографию американского авиагоризонта, только перевёрнутого вверх ногами…

— Вверх тормашками?!

— Да. В момент фотосъёмки прибор был развёрнут по вертикали на 180 градусов, относительно камеры, — то есть, вверх тормашками, выражаясь твоим языком. Наши конструкторы, естественно, посчитали такое положение западного прибора правильным и запустили в серийное производство. Украденный авиагоризонт получил название АГИ-1. Вот этот самый «перевёрнутый» АГИ-1 и был установлен на нашем Миг-25РУ.

— А разве нельзя было определить всё как есть ещё на земле?

— Можно. Более того, мы знали эту особенность АГИ-1 и старались постоянно быть начеку, но… человек, как известно, предполагает, а судьба — располагает. Дело даже не в самом приборе, а в его окраске.

— А причём тут окраска?

— Спрашиваешь. Именно цвет рабочих элементов авиагоризонта так пагубно влияет на психику человека. Особенно когда за окнами кабины ничего не видно и летишь, так сказать, на ощупь. Достаточно малейшего отклонения от курса, как начинается нервотрёпка. Крен, вертикальная скорость, высота — значения этих компонентов необходимо определить как можно скорее и, по возможности, без погрешностей, потому что промедление или незначительная промашка — это не совсем то, на откуп чего следует уповать, находясь на высоте более двадцати тысяч.

— А причём цвет?

— Визуально авиагоризонт похож на шар. На обычный мячик, каким мы раньше играли в лапту, а вы сейчас — в теннис. Особенность — в его окраске: верхняя часть, до экватора — голубая, под цвет неба, а нижняя — серая или коричневая, на вроде земли.

— А у вас всё было наоборот, потому что фотография оказалась кверху ногами!

— Именно так. После пары несложных фигур усилился боковой ветер — нас стало относить в сторону от аэродрома. Диспетчер приказал вернуться на исходную точку, и Генка начал маневрировать: попытался спуститься ниже, думая, что ветер разогнал туман и удастся хоть что-нибудь разглядеть. Однако мы спускались, а просвета всё не было. В какой-то момент мне сделалось не по себе. Генка тоже почувствовал неладное: стал стремительно набирать высоту. Когда появился просвет, мне показалось, что мы вломились прямиком в царство небесное, только походило это царство больше на обычную лесополосу. Тут же сработал сигнализатор близости земли. Мы неслись в преисподнюю с ошеломительным креном на правое крыло и углом порядка 70 градусов.