Александр Юрин - Сквозь тернии

— Как же вы уцелели? — Алька смотрел на деда огромными глазами, словно прямо сейчас видел, как тот вертится в своём пикирующем Миге, что вот-вот врежется в землю.

— Как-то… Последнее что я запомнил, находясь в здравом рассудке, — это сильную перегрузку. Я машинально потянул ручку штурвала на себя и после этого больше ничего не помню. Будто провал в памяти произошёл. Генка потом ещё рассказывал, что не мог понять, как до него всё же дошло, что мы движемся не вверх, а вниз, — ведь он потянул за рычаг ещё задолго до того, как увидел землю: иначе нам бы не удалось выровнять машину, — Александр Сергеевич помолчал, прислушиваясь к размеренному гулу троллейбуса — в его голове на полном форсаже выл ТРДФ, силясь вынести пикирующую птицу к свету. — Генка тогда ещё озвучил странную вещь… Он сказал, что оказывается, не только бог может ходить по небесам, распоряжаясь судьбами простых людей. Мы сами тоже можем так делать, потому что на АГИ-1 небо располагается как раз под ногами. Бог может лишь подкидывать нам испытания, а вот то, как мы себя поведём в той или иной ситуации — зависит, в первую очередь, от нас же самих. Потому что мы покорили небо. Оставили на нём отпечаток своего ботинка.

Александр Сергеевич замолчал, уставился в окно. Троллейбус свернул на Студенческую и лавировал между опрятными сталинскими двухэтажками.

— Деда, а дядя Гена, получается, совсем ничего не боится?

— Отчего же. Не боится только истинный глупец, уж поверь мне на слово.

— Тогда если в школе трусом обзовут — значит, это ничего не значит?

— Хм… Смотря за что обзовут. Вот, если у одноклассницы книжку отобрал или натворил чего и друга лучшего подставил — это трус. А когда кого-нибудь осознанно от ошибки или глупости отговорить пытаешься, а тебя на смех поднимают — мол, трусишка зайка серенький, — тут ты верно подметил: незачем связываться с таким контингентом, всё равно это ни к чему хорошему не приведёт. Потому что они твердолобые все, точно ослы.

— У нас в школе ребята на ТИР лазают, становятся в круг, берут друг друга за руки, а затем крайние старшеклассники касаются телеграфных проводов, которые над самым карнизом протянуты. Я отказался вставать в кольцо, а они меня сразу трусом… — Алька шмыгнул носом.

— А ты взял и просто ушёл?

— Ну да, а чего?

— Ничего. Нужно было им в открытую сказать, что они дураки!

— Ага. Поколотят.

— Тебя одного?

Алька вздохнул.

— Ну и кто тогда трусом окажется?

Алька, ничего не понимая, уставился на деда.

— Они. Их, вон, сколько, а я один! — Алька принялся прыгать на одной ноге, отчего троллейбус снова закачался.

— Ну, хватит паясничать. Будет тебе.

— Деда, я тебя так люблю! — Алька облапил деда и притих, сжимая в пальчиках морщинистую ладонь деда. — Как же хорошо, что вы тогда всё же взлетели. Хоть бы так всегда было!

— Увы, — Александр Сергеевич вздохнул. — Именно так погибли Юрий Гагарин и Владимир Серегин. Их Миг-15УТИ разбился вблизи деревни Новоселово, Киржачского района, Владимирской области. Они не смогли выйти из пике — не хватило двухсот метров. Да и корпус самолёта не выдержал — его просто раздавило перегрузкой.

Алька сжался в трепещущий комочек.

— А этот дядя Гена… Как он вспомнил, что всё наоборот?

— Бог его знает… Больше об этом Генка никогда и ничего не говорил. Мне кажется, он и сам не знал ответа на этот вопрос. Ему словно кто-то нашептал.

Алька вопросительно вытянул шею — и впрямь, как цирковая обезьянка.

— Разве так бывает?

— Много чего бывает необъяснимого на этом свете, — Александр Сергеевич протяжно выдохнул. — Особенно там, на небесах.

Над областным онкологическим диспансером на Комвузовской нависла свинцовая туча. В её недрах, будто разжиревшие слизни, копошились оранжевые вспышки. По улочкам города не спеша прогуливался раскатистый рокот. Солнце оказалось проглоченным. Ужасное чудище выползло из тёмного логова, заполнив собой добрую половину небесной сферы. Пахло озоном.

Алька запрокинул голову и поёжился. Настроение окончательно упало — в этой части города с ним было так всегда.

Мама выглядела уставшей, скорее даже, какой-то измученной. Такое ощущение, что она находилась не на стационарном обследовании в обычном городском диспансере, а в самой настоящей камере пыток, где над ней нещадно издевались изо дня в день, не позволяя перевести дух. Алька даже зажмурился, не веря в реальность всего происходящего, а когда снова открыл глаза, вытаращился на ближайший табурет с чьей-то скомканной одеждой, в надежде всё же проснуться. Не проснулся. Более того, матерчатый куль принялся раскачиваться, переплетаться и изгибаться, пока, в конце концов, не превратился в дряхлую старуху с абсолютно лысым черепом.

Алька так и замер с открытым ртом, уверенный в том, что видит самую настоящую Бабу Ягу, которая вот-вот протянет к нему свою уродливую клешню…

Сейчас, на улице, жуткий образ безволосой старушенции немного поблек, но вот несколькими минутами ранее эффект был тот ещё — спасибо Александр Сергеевич не растерялся и быстренько провёл внука в дальний конец общей палаты смертников.

Мама улыбнулась и прижала испуганного Альку к груди. Прижала, да так и не отпустила. Она обнимала его долго-долго — Альке показалось, целую вечность, — словно видела сына в последний раз. Потом всё же отстранилась и поспешила отвернуться к окну. Алька стоял как вкопанный, прислушиваясь к бою тамтама внутри собственной груди. Когда грохот немного поутих, под ложечкой защемило. На глаза навернулись слёзы. Алька плюнул на приличия и снова кинулся к маме.

Так они и просидели в тишине, ничего не говоря друг другу: мама перебирала непослушные Алькины волосы, а сам Алька уткнулся носом в её подол и с наслаждением вдыхал знакомый аромат дома, от которого даже больничный смрад поспешил убраться куда подальше. Александр Сергеевич выкладывал на тумбочку купленные по дороге фрукты.

Затем, когда Алькины чувства немного поутихли, мама заставила своих посетителей съесть, за компанию с нею, по апельсину, а попутно, поделиться домашними новостями.

Алька тут уж совсем притих, будто затравленная в мышеловке мышь, но Александр Сергеевич остался солидарен с чувствами внука — самых откровенных пакостей так и не выдал. Алька был благодарен! Потом он всё же урвал у деда билеты и принялся размахивать ими перед самым маминым носом — сразу из больницы они идут на стадион «Центральный», где их любимый «Урал» принимает ненавистный «Шинник» — последняя домашняя игра сезона! Такое просто нельзя пропустить!

Мама согласилась: действительно, тут без вариантов.

На том они и распрощались. Алька снова всплакнул, на что мама тут же улыбнулась и дёрнула за нос: мол, не унывай, всё будет хорошо!