Александр Юрин - Сквозь тернии

— Хм… Уже получилось. Ты ведь видишь меня.

Аверин собирался было возразить, но он и впрямь видел. Голубая девочка с копной белоснежных волос. Мальвина наоборот. Ангел, спустившийся с небес. Лучик затухающего Солнца. Последняя надежда. «Искорка». Именно она пришла к нему тогда в тёмный подвал — только в другом воплощении. Душа, которую так бессовестно залили всеобщим безразличием! Растоптали. Закатали в бетон обыденности. Просто забыли. Но ради чего? Чтобы быть спокойными, потому что перемены пугают? Бред. Им всем что-то нужно. Каждому — ткни пальцем в небо, не прогадаешь! Потому Земля и жива до сих пор. Она как конвейер, по которому движутся заготовки. Ментальный материал, который просто необходимо пустить на переработку. Потому что в этом случае получится что-то ещё. Что-то более важное во вселенском масштабе. Нечто умопомрачительное, что девственное человеческое сознание просто не в силах постичь! Вот, она, истина. И она страшна, так как её очень сложно принять. Легче «уснуть». Принять забвение. Стать обычным «слепцом», коему нет дела до чувств, света, самопознания!

— Вижу, — прошептал Аверин.

— Тогда «плывём»?

— «Плывём».

И они поплыли.

Колька сидел на полу и рассматривал босую пятку.

Светлана дёрнула застывшего Аверина за руку.

Колька вздрогнул. Забыл про пятку и посмотрел на вновь прибывших. Недоверчиво прищурился.

— Зачем вернулась?

Светлана виновато улыбнулась.

— Вы должны поговорить.

— Мы? — Колька поднялся.

— Да, — и Светлана трепетно посмотрела на Аверина; тот пребывал в ступоре.

Колька повёл плечом.

— С какой стати?

— Потому что вы — друзья.

— Вот ещё… Это он тебе сам так сказал? — Колька недобро сверкнул глазами. — Уходите, пока не стало слишком поздно.

Светлана грустно вздохнула.

— Уже стало.

— О чём это ты?

— Нам некуда возвращаться — корабль погиб. Все погибли.

Колька озабоченно почесал заросший затылок; оглядел потрёпанного Аверина.

— Ведь я же предупреждал. Нужно было сразу улетать! Что же теперь будет…

Аверин мотнул головой.

— Колька… Это и впрямь ты?

Колькин взгляд повис в пустоте. Ладони сжались в кулачки. Всё тело напряглось. Он походил на спортсмена перед ответственным стартом. Только стартом чего? Этого не знал никто.

— Кто он? — спросил Колька, по-прежнему, обращаясь к Светлане.

Девочка потупила взор.

— Я, думаю, он и сам может ответить на твой вопрос.

Аверин сделал нерешительный шаг навстречу Кольке. Тот остался недвижим. Только горделиво вскинул остренький подбородок.

— Колька, это же я, — прохрипел Аверин в раз севшим голосом. — А ты ничуть не изменился. Всё такой же Фома-неверующий. Не узнаёшь меня?

Колька отрицательно мотнул головой.

Аверин присел на корточки.

— «Раз, два, три, четыре — кто у нас живёт в квартире…»

Колькины глаза округлились. Он с трудом устоял на месте. Но всё же устоял.

— Откуда вы её знаете?

Аверин улыбнулся.

— Колька, это же я, Яська.

Колька часто-часто замотал головой, словно в попытке избавиться от труднодоступного внушения. Внушения, что перекраивало истину, поверх правды. Хотя, что он знал о правде? Тринадцатилетний мальчишка, ступивший за грань. Правда была для него ничем. Пустым местом, на котором века не прорастёт ни один росток. Он видел реальность такой, какой та выглядит снаружи. Настоящей, без суеты и пустых идеалов, навеянных лжепророками. Его истина подчинялась высшим законам. Мировым константам. «Печатям», что установили бесплотные боги. Его было невозможно обмануть, если только он сам не пожелает этого. А он и не желал, просто испугался, на какой-то миг став «слепцом», с которых всё и пошло.

— Врёшь! — сверкнул глазами Колька. — Ты один из Них! Просто прячешь лицо за маской добродетели. Все вы прячете свои лица, чтобы вас не вычислили уже там, на той стороне! Потому что там намного страшнее самого жуткого последнего суда! Но Тьма придёт и за вами. От неё не убежать.

— Колька, — Светлана протянула руку. — Успокойся. Ты и сам сейчас не многим отличаешься от них. Ты утратил чувства и ослеп. Так не познать истины. Ну же, откройся!

Колька возбуждённо дышал и раскачивался на широко расставленных ногах. На его лице было написано мощнейшее противоборство. Схватка с самим же собой. Он прекрасно понимал, что необходимо совершить встречный шаг, иначе происходящее и вовсе утратит смысл. Понимал, но не мог так быстро принять сложившийся расклад.

Аверин понял это.

— Колька, помнишь, как мы познакомились? На меня в овраге напал стриж. Потом мы изжалились крапивой, но всё равно унесли его к тебе домой. Он был ранен и всё не мог взлететь. А позже Тимка придумала мотивацию: запустить воздушного змея. И ведь вышло! Стриж полетел!

Колькины плечи безвольно опали. Противостояние закончилось. Хотя не совсем. Колька шмыгнул носом и спросил:

— Что я забрал с собой, уходя?

Аверин почувствовал, как закололо в груди. Нет, это была не холодная спица, которая вворачивается всё глубже и глубже в сердце с каждым очередным вдохом. Просто множество тонюсеньких иголочек, что спускаются вдоль позвоночника, замирая в районе солнечного сплетения, порождая совершенно другую боль: тянущую, горькую, нестерпимую. Боль от утрат. Преодолеть её помогут лишь слёзы. Но Аверин всё же сдержался. Он проглотил подкативший к горлу комок и тихо сказал:

— Прыгалки. Ты сошёл с поезда у самой развилки. И так и не вернулся. До сегодняшнего дня… или ночи.

— Яська… — Кольку всего трясло. Он словно бился в лихорадке или, наоборот, изнывал под натиском леденящего ветра…

А потом просто повалился с ног.

Светлана вскрикнула. Аверин поспешил подхватить невесомое тело друга — если это было тело. Он уложил Колькину голову себе на колени и пригладил торчащие в разные стороны волосы.

Колька открыл глаза. На его щеках застыли бисеринки слёз. Губы дрожали.

Из-за спины Аверина вышла испуганная Светлана. Села на пол, поджав под себя ноги, и взяла Кольку за руку. Мальчик не возражал. Он тихо сказал:

— Яська, прости меня, пожалуйста.

— Да за что?! Чего такого ты сделал?

Колька отвёл взгляд.

— Я — предал.

— Кого?

— Тебя. Нельзя было поступать именно так, а я поступил — в смысле, сошёл тогда с поезда. Я до сих пор корю себя за это. Ведь мы даже не попрощались по-человечески! По дружески. Наверное, именно поэтому меня и выбрали.

Аверин вздохнул.

— Эх, Колька, это не ты должен просить у меня прощение, а я у тебя.

Колька обеспокоенно глянул на друга.

Аверин уставился на решётчатые стены.

— Уйдя за грань, ты обрёл смысл, а я вернулся в тот глупый мир, превратился в «слепца», принялся просто проживать жизнь, причём всё это — по собственной воле. Мне было страшно, и я утратил истину. Точнее, не утратил: она ушла сама, поняв, что ей больше нет места рядом со мной. Наши пути разошлись. Так я и жил впотьмах, думая, что самостоятельно вершу свою судьбу. А оказалось, наоборот, это она все эти годы вертела мной, как хотела, будто засевший внутри паразит.