Александр Юрин - Сквозь тернии

Девочка отрицательно мотнула головой.

— Не-а, не было. Мама с папой всегда считали меня взрослой, иначе, как Светланой не называли, — Светлана шмыгнула носом.

Александр Сергеевич шлёпнул себя ладонью по лбу.

— Ох, я балда, в голове дыра! Ты прости меня, милая, — не подумав, лезу со своими вопросами.

— Всё в порядке. Не вините себя. К тому же я думаю, что совсем скоро увижу родителей, или хотя бы то место, в котором они оказались.

— Увидишь? — Александр Сергеевич почувствовал, как грудную клетку решительно наполняет космический мрак.

Светлана кивнула.

— Конечно. Ведь мы летим к Тьме — а именно Она забрала моих родителей.

Александр Сергеевич ухватился за подбородок. Последнее, о чём он спросил Светлану в этот вечер, было:

— Так кто же этот Мячик, и что он может прочесть помимо мыслей?

Светлана вздохнула.

— Он мой друг. И он может прочесть чужой страх.

Элачи лежал под влажными простынями и смотрел в незанавешенное окно. В комнату проникал приглушённый свет уличного фонаря. Москитная сетка превращала его в зеленоватый серпантин, что струился вдоль пола, протягивая свои бесплотные нити всё ближе и ближе. Элачи было всё равно. К свету с той стороны он уже привык. Куда в большей степени пугала сторона эта, так как она с каждым новым днём — точнее ночью — отодвигалась всё дальше и дальше от реальности, оставляя вместо себя пустоту. Элачи понимал, что так быть не может — мы живём в логичном мире, где просто нет места чертовщине, однако последняя лезла изо всех щелей, не смотря ни на что, и не в силах Элачи было что-то изменить.

Надвигалось нечто: нарушая баланс сил в природе, круша атомные связи, сводя на нет устоявшиеся константы.

Элачи зажмурился.

«Кажется, число «пи» в некоторых штатах уже округлили до четырёх. Кажется… Но не может же только это быть причиной! Тогда что может?»

Элачи зажмурился.

«Коллайдер? Секретные разработки в области аннигиляции протонов? Ведь у русских есть этот чёртов корабль! Корабль, что может развить умопомрачительную скорость! Да, он ещё не может совершить скачок, но… Кто знает, как далеко могли зайти исследования? Вдруг это уже случилось? И, если случилось, что повлекло за собой?»

Кошмар.

Элачи приоткрыл глаза. Уставился на квадрат окна, на изогнутую шею фонарного столба, на серпантин мёртвых лучей.

«Не пришла. Пока не пришла, но обязательно придёт, как пить дать!»

Тварь приходила каждую ночь. За полночь. Когда затихали за стеной соседи. Когда успокаивался грудничок этажом ниже. Когда на секунду гас свет уличного фонаря…

«Там, внутри, есть такое специальное реле, которое в определённые моменты времени отключает питание, и лампа гаснет — экономия», — так говорил электрик, которого Элачи первое время доводил своими ежедневными звонками буквально до ручки — а что оставалось делать? Ведь поначалу он думал, что всему причиной — опостылевший фонарь за окном!

Оказалось, он ошибался.

А, собственно, как могло обстоять иначе?

Фонарь гас сам по себе, а тварь являлась сама по себе. Кажущаяся связь и впрямь оказалась надуманной — и с этим осталось только смириться.

Тварь приходила…

Её силуэт возникал из ничего на балконе за окном. Сначала вдалеке, словно невзначай, потом всё ближе и ближе, так что в какой-то момент Элачи понимал, что существо находится вовсе не по ту сторону стекла, а здесь, в комнате, на расстоянии каких-нибудь двух шагов от кровати. Тварь молча лицезрела доведённого до отчаяния Элачи, который не мог даже зажмуриться, что уж там говорить про мысли о бегстве. Да и куда бежать, когда повсюду мрак? На свет?.. На ту сторону?.. Но ведь тварь являлась именно оттуда, а люди, что пережили (насколько тут уместно слово «пережили»?) клиническую смерть, говорят по «ящику», что ни в коем случае нельзя идти на свет, что царит в конце туннеля! Точнее идти-то можно, только вот неясно, куда именно приведёт этот самой путеводный свет и где придётся просыпаться… Ведь на кухне мясника он тоже есть.

«Он есть и в фонаре, над которым стаями вьются мотыльки. Насекомые летят на свет… и гибнут в раскалённом пламени!»

Элачи вздрогнул от очередного скрипа — похоже на пружину матраса. Левый бок закололо, по телу разлился неприятный жар. Липкая простынь была сродни путам; она, вне сомнений, переметнулась на сторону сил тьмы.

«Силы тьмы? — Элачи протянул руку в поисках стакана с водой. — Да что же такое со мной происходит? Откуда всё это? Что за тьма нависла над головой? Чем она населена? И какой прок им всем от меня — жалкого человечка с планеты Земля?»

Свет за окном погас.

Стакан выскользнул из пальцев и рухнул вниз. По полу рассыпались звенящие осколки.

Элачи замер с протянутой рукой.

Снова вспыхнул свет. На москитную сетку легла уродливая тень — тень хищника, вышедшего на охоту.

«Нет! — Элачи затряс головой, ощущая, как в очередной раз немеют мышцы во всём теле. — Чего тебе надо? Зачем ты приходишь снова и снова? Почему именно ко мне?!»

Тварь за окном, взмахом клешни, откинула москитную сетку.

Элачи предпринял последнюю отчаянную попытку бежать — не вышло! А тварь горбилась в двух шагах от кровати и тянула к Элачи половинку своей головы…

Хрустнули мышцы, заскрипели связки, на пол закапало из приоткрытой пасти.

Элачи попытался сглотнуть страх; тело нехотя подчинилось. Липкий сгусток рухнул в бронхи и дальше, в лёгкие, — Элачи почувствовал, как глаза лезут на лоб, а по груди растекается жгучая боль, которую просто невозможно снести.

Тварь нависла, точно хирург. Её открытый мозг напрягся, увеличился в размерах, принялся пульсировать. Элачи сквозь слёзы отчётливо видел проступившие на тёмной плоти артерии. Уцелевшая половинка носа жадно втянула ночной воздух Калифорнии. Из глотки донёсся прерывистый хрип.

Элачи зажмурился, однако это ему только показалось.

Тварь протянула уродливую клешню. Расправила когти. Коснулась живота Элачи чуть выше пупка. За пеленой сводящего с ума страха, Элачи даже не почувствовал прикосновения. Он силился откашляться, но ничего не получалось, а дышать было просто нечем — страх заполнил грудную клетку, закупорил бронхи, не желая убираться прочь.

Хрустнуло стекло. Элачи последним усилием воли заставил собственное сознание вернуться к реальности. Зря, лучше бы он этого не делал.

Тварь и впрямь, как заправский хирург, вспорола грудь Элачи в районе солнечного сплетения. Склонилась ниже. Погрузила клешню во внутренности, принялась рыться под звучные шлепки разрываемых органов.

Элачи кричал во всё горло… но, одновременно, не производил ни звука. Вопило лишь пропитанное ужасом сознание, а всё остальное было скованно страхом. Страхом что сегодня оказался вполне материальным. Однако боли не было.