Александр Юрин - Сквозь тернии

Светлана замерла на груди.

— Ваше сердце… Что с вашей дочерью? Где она?

Александр Сергеевич глубоко вздохнул, силясь совладать с беснующимся в груди сгустком боли.

— Анна… моя дочь. Она умерла от рака этим летом. Очень долго противостояла. На год дольше предписанного врачами срока продержалась, но выстоять в неравной схватке с чудовищем так и не смогла, — Александр Сергеевич обречённо вздохнул. — Анна была неимоверно сильной! Она не боялась смерти. Она лишь всё время переживала за Альку.

— Так Алька тоже остался совсем один… — Светлана такое ощущение даже не дышала, превратившись в слух.

Александр Сергеевич попытался улыбнуться.

— Вовсе нет. Алька поступил на службу в военное училище.

— В военное училище? Сколько же ему лет?

— Двенадцать, как и тебе — совсем ещё пацанёнок, — Александр Сергеевич вовремя спохватился, серьёзно посмотрел на Светлану. — Ты только не вздумай обижаться.

Светлана улыбнулась.

— Нет, что вы, я нисколечко не обиделась! Ну какая из меня девушка? Вон, вся худющая и нескладная, словно пацанка.

— А вот и нет! Ты необычайно симпатичная девчушка, которая годика этак через два-три превратится в восхитительную мадмуазель, за которой толпами будут ходить восторженные поклонники, не зная с какой стороны подступиться!

Светлана засмеялась, прикрывая ладонями выступивший на щеках румянец, а Александр Сергеевич спросил:

— А про кого говорила ты, Светлана? Кого видишь ты? Родителей?

Светлана вздрогнула. Мотнула головой.

— Нет. Я имела в виду Тьму. Ведь если вижу я, значит, Её могут видеть и другие члены экипажа. Разве не так? Мне кажется именно поэтому корабль и выбрал нас. Хотя мы и избавлены от бездны, тем не менее, она по-прежнему рядом с нами. Она наблюдает.

Александр Сергеевич задумался. Потом всё же решился и махнул на всё рукой: была, не была!

— Послушай, Светлана, можно тебя кое о чём попросить?

Светлана, не задумываясь, кивнула.

— Конечно! Что вы хотите знать?

Александр Сергеевич собрался с мыслями и спросил:

— Светлана, помнишь, ты говорила, что твой друг, Мячик, при желании, может прочесть чужой страх? — Пауза. — А ты сама способна на это?

Светлана неуверенно кивнула.

— Так вот… — Александр Сергеевич спешно облизал пересохшие губы. — Не могла бы ты прочесть… Попытаться прочесть мой самый жуткий страх? Просто так. Не подумай только, что я тебе не доверяю или пытаюсь что-нибудь выведать исключительно для себя!

— Я и не думала! Но, правда, зачем вам это? Ведь страх — ваш, и если вы им поделитесь, то сразу же сделаетесь слабее, ведь кто-то ещё — та же я — узнает, чего именно вы боитесь больше жизни, — а ведь при помощи этих знаний можно легко манипулировать человеком.

«О господи! — Александр Сергеевич побледнел. — А что если всё именно так?! Тьма каким-то образом пронюхала про наши страхи и теперь населила ими сны! Но тогда, действительно, как?! А может Тьма и есть страх? Страх, что на нас посылает кто-то другой. Что-то чуждое, о существовании чего мы даже не подозреваем».

— Если вы уверены, что Алька счастлив, тогда, получается, что вы переживаете за Анну. Вы думаете, ей что-то угрожает даже после смерти. Там, на другой стороне, — Светлана вовсе не спрашивала, она констатировала, как что-то само собой разумеющееся.

Александр Сергеевич кивнул.

Девочка долго молчала. Потом всё же осторожно сказала:

— Я могу попытаться, но для этого вы должны отчётливо представить свой страх, таким, каким вы видите его во сне. Иначе ничего не выйдет, — Светлана вновь умолкла, но вдруг спросила буквально в упор: — За ней что-нибудь гонится? Или просто следит?

Александр Сергеевич опешил, не зная, что ответить.

Светлана терпеливо ждала, на ощупь, пересчитывая пальцы на руках.

Александр Сергеевич вздохнул.

— Видишь ли, Светлана… как же проще объяснить, чтобы было понятно… Мне кажется, душой Анны стремится что-то завладеть. Точнее уже завладело.

— Не нужно, чтобы было понятно. Говорите, как всё есть на самом деле. Иначе я не смогу помочь, а наша беседа утратит всяческий смысл, как и всё там, — Светлана вновь ткнула пальцем в черноту крыши.

Александр Сергеевич понимающе кивнул.

— Хорошо. Так и быть, скажу, как есть. Точнее было. Просто, последнее время, кошмары сошли на нет — оттого, я и интересуюсь, потому что… И впрямь, мало ли что могло стрястись.

Светлана молча кивнула в ответ.

— Так что я должен сделать? Рассказать или представить мысленно?

— Просто вспомните образы, — медленно прошептала Светлана. — А лучше, почувствуйте. Мы с вами очень близко друг к другу, так что, скорее всего, получится!

Александр Сергеевич попытался представить… и не смог. Точнее смог, но не то, что происходило во снах. Он не понимал почему, но Тьмы больше не было. Анна явилась живой и улыбчивой, в цветастом платье, с румяном на щеках! Александр Сергеевич даже мог с точностью определить возраст этой Анны. Ну конечно, ведь это тот самый день, когда дочь впервые собралась с подругами на танцы. Это был день, когда Анна, в хорошем смысле этого слова, стала взрослой. От неё нёсся аромат ландышей, а всё вокруг буквально расцветало, особенно то, с чем соприкасались тонкие пальцы дочери: заиграло искорками зеркальце в прихожей, ожила в своей клетке канарейка, озорно брякнули в кармане ключи. Всё жило в лучах Анны, всё буквально парило, всё наслаждалось светом.

Александр Сергеевич сглотнул ком в горле. Происходящее казалось, с одной стороны, чем-то иррациональным, а с другой, напротив, именно тем, что должно остаться в памяти после смерти близких родственников, а тем более, детей: светлая память и ничего более.

— Но как же так? Это… — Александр Сергеевич почувствовал, как какая-то неведомая сила сдавливает его лёгкие, будто в тисках, а Светлана в это время говорила шёпотом:

— Ваша Анна — в светлом месте. Она сидит на берегу лесного озера и смотрит на волны. Нет, она смотрит на шквал, что вращается у самых её ног. Смотрит и плачет. Нет, это вовсе не страх. А это ещё что?.. Я вижу в шквале мальчишку. Он… Он… Но его тут не должно быть! Вы уверены?!

Александр Сергеевич совершенно не был ни в чём уверен. Он чувствовал внутри собственной груди безразличный обсидиан, мутная оболочка которого обволакивала израненное сердце. Последнее отчаянно билось, в надежде высвободиться, воспарить, улететь. Билось, но безрезультатно.

Тьма сомкнулась над головой, обвила шею незримым хвостом, завязалась в узел, принялась душить.

Где-то далеко-далеко закричала Светлана.

Последнее, о чём подумал Александр Сергеевич, это: «Тьма намного ближе, чем нам кажется. Она — вокруг. Она — повсюду. Она — в нас самих».

Светлая Анна ступила за порог, а на её месте застыло существо в плаще, с капюшоном, накинутым на угловатую голову. Лица видно не было. Лишь острая сталь на плече — по всему, коса. Существо молча изучало Александра Сергеевича буквально в упор. Позади него застыл чумазый мальчишка. Он робко переминался с ноги на ногу, топча босыми пятками прогнивший коврик. Поросшие коростой грязи пальцы теребили полы заношенной синтепоновой курточки. Шорты растрепались, покрылись бесформенной бахромой распущенных нитей. На голых коленках пестрели многочисленные ссадины. Взгляд выглядел обречёнными — в нём больше не было искорки. Нижняя губа дрожала, в ожидании чего-то страшного.